"Чорт возьми, не застрелится", думал он, "всегда предчувствовал;
мозговой выверт и больше ничего; экая шваль народ!"
- Ты последний, который со мной: я бы не хотел с тобой расстаться
дурно, - подарил вдруг Кириллов.
Петр Степанович не сейчас ответил. "Чорт возьми, это что же опять?"
подумал он снова.
- Поверьте, Кириллов, что я ничего не имею против вас, как человека
лично, и всегда...
- Ты подлец и ты ложный ум. Но я такой же, как и ты, и застрелю себя, а
ты останешься жив.
- То-есть вы хотите сказать, что я так низок, что захочу остаться в
живых.
Он еще не мог разрешить, выгодно или невыгодно продолжать в такую
минуту такой разговор, и решился "предаться обстоятельствам". Но тон
превосходства и нескрываемого всегдашнего к нему презрения Кириллова всегда
и прежде раздражал его, а теперь почему-то еще больше прежнего. Потому,
может быть, что Кириллов, которому через час какой-нибудь предстояло умереть
(всЈ-таки Петр Степанович это имел в виду), казался ему чем-то в роде уже
получеловека, чем-то таким, что ему уже никак нельзя было позволить
высокомерия.
- Вы, кажется, хвастаетесь предо мной, что застрелитесь?
- Я всегда был удивлен, что все остаются в живых, - не слыхал его
замечания Кириллов.
- Гм, положим, это идея, но...
- Обезьяна, ты поддакиваешь, чтобы меня покорить. Молчи, ты не поймешь
ничего. Если нет бога, то я бог.
- Вот я никогда не мог понять у вас этого пункта: почему вы-то бог?
- Если бог есть, то вся воля его, и из воли его я не могу. Если нет, то
вся воля моя, и я обязан заявить своеволие.
- Своеволие? А почему обязаны?
- Потому что вся воля стала моя. Неужели никто на всей планете, кончив
бога и уверовав в своеволие, не осмелится заявить своеволие, в самом полном
пункте? Это так как бедный получил наследство и испугался, и не смеет
подойти к мешку, почитая себя малосильным владеть. Я хочу заявить своеволие.
Пусть один, но сделаю.
- И делайте.
- Я обязан себя застрелить, потому что самый полный пункт моего
своеволия - это убить себя самому.
- Да ведь не один же вы себя убиваете; много самоубийц.
- С причиною. Но безо всякой причины, а только для своеволия - один я.
"Не застрелится", мелькнуло опять у Петра Степановича.
- Знаете что, - заметил он раздражительно, - я бы на вашем месте, чтобы
показать своеволие, убил кого-нибудь другого, а не себя. Полезным могли бы
стать. Я укажу кого, если не испугаетесь. Тогда пожалуй и не стреляйтесь
сегодня. Можно сговориться.
- Убить другого будет самым низким пунктом моего своеволия, и в этом
весь ты. Я не ты: я хочу высший пункт и себя убью. |