|
.. С'est-а-dire, я к одному купцу. - В Спасов надо-ть быть? - Да, да, именно в Спасов. Это впрочем всЈ равно. - Вы коли в Спасов, да пешком, так в ваших сапожках недельку бы шли, - засмеялась бабенка. - Так, так, и это всЈ равно, mes amis, всЈ равно, - нетерпеливо оборвал Степан Трофимович. "Ужасно любопытный народ; бабенка впрочем лучше его говорит, и я замечаю, что с девятнадцатого февраля у них слог несколько переменился и... и какое дело, в Спасов я или не в Спасов? Впрочем я им заплачу, так чего же они пристают?" - Коли в Спасов, так на праходе, - не отставал мужик. - Это как есть так, - ввернула бабенка с одушевлением, - потому, коли на лошадях по берегу - верст тридцать крюку будет. - Сорок будет. - К завтраму к двум часам как раз в Устьеве праход застанете, -скрепила бабенка. Но Степан Трофимович упорно замолчал. Замолчали и вопрошатели. Мужик подергивал лошаденку; баба изредка и коротко перекидывалась с ним замечаниями. Степан Трофимович задремал. Он ужасно удивился, когда баба смеясь растолкала его, и он увидел себя в довольно большой деревне у подъезда одной избы в три окна. - Задремали, господин? - Что это? Где это я? Ах, ну! Ну... всЈ равно, - вздохнул Степан Трофимович и слез с телеги. Он грустно осмотрелся; странным и ужасно чем-то чуждым показался ему деревенский вид. - А полтинник-то, я и забыл! - обратился он к мужику с каким-то не в меру торопливым жестом; он видимо уже боялся расстаться с ними. - В комнате рассчитаетесь, пожалуйте, - приглашал мужик. - Тут хорошо, - ободряла бабенка. Степан Трофимович ступил на шаткое крылечко. "Да как же это возможно", прошептал он в глубоком и пугливом недоумении, однако вошел в избу. "Elle l'a voulue", вонзилось что-то в его сердце, и он опять вдруг забыл обо всем, даже о том, что вошел в избу. Это была светлая, довольно чистая крестьянская изба в три окна и в две комнаты; и не то что постоялый двор, а так приезжая изба, в которой по старой привычке останавливались знакомые проезжие. Степан Трофимович не конфузясь прошел в передний угол, забыл поздороваться, уселся и задумался. Между тем чрезвычайно приятное ощущение тепла после трехчасовой сырости на дороге вдруг разлилось по его телу. Даже самый озноб, коротко и отрывисто забегавший по спине его, как это всегда бывает в лихорадке с особенно нервными людьми, при внезапном переходе с холода в тепло, стал ему вдруг как-то странно приятен. Он поднял, голову, и сладостный запах горячих блинов, над которыми старалась у печки хозяйка, защекотал его обоняние. Улыбаясь ребячьею улыбкой, он потянулся к хозяйке и вдруг залепетал: - Это что ж? Это блины? Mais... c'est charmant. |
