– Устала, дорогая?

– Не особенно. Только немного волнуюсь. Когда у меня встреча с Нортоном? Айво улыбнулся.

– Во всяком случае, после того, как мы доедем до гостиницы.

Он сказал это совершенно спокойно, без особенных взглядов и объятий. Айво давным‑давно позабыл свою прежнюю роль. Он вновь стал для нее папиным другом, в чем‑то заменившим ей отца.

– Ну как, рада?

Хотя что там спрашивать – все ясно по ее лицу. Беттина возбужденно засмеялась и кивнула.

– Я вся в нетерпении, Айво, хотя до сих пор не понимаю, что происходит.

– А происходит то, что твою пьесу берут на Бродвей, – счастливо улыбнулся Айво, а потом улыбка его исчезла, и он заботливо поинтересовался: – Ну, что сказал тебе муж?

– Ничего, – пожала плечами Беттина и улыбнулась.

– Ничего? То есть, он не возражает? Беттина покачала головой и пошутила:

– Нет, я хотела сказать – он перестал со мной разговаривать, узнав о моем отъезде.

– А сын?

– Он проявил гораздо больше понимания, нежели его папа.

Айво коротко кивнул, не желая больше говорить об этом. Правда, было неясно, как поступить с Александром. Если пьесу возьмут к постановке, то Беттине придется несколько месяцев провести в Нью‑Йорке. Возьмет ли она мальчика с собой или оставит его с отцом? Айво хотелось спросить об этом Беттину, но до поры до времени он решил не поднимать этот щекотливый вопрос. Вместо этого они непринужденно болтали о том о сем, ожидая, когда доставят багаж Беттины. Наконец на ленте транспортера показались ее сумки. Водитель отнес их в машину. Беттина заметила, что у Айво новый шофер.

Ну как, изменилось что‑нибудь? – спросил Айво, когда они проезжали по мосту. Он внимательно смотрел на Беттину.

– Ничуть.

– Так и должно быть, – улыбнулся Айво. – Я рад, что ты так думаешь.

Ему хотелось, чтобы она чувствовала себя как дома в своем родном городе. Сколько лет живет, словно иностранка, с человеком, который не понимает, кто она и откуда! Не зная Джона, Айво заранее его ненавидел. За мысли, которые он ей внушал, за презрительное отношение к ее отцу, ее прежней жизни, ее родословной и к ней самой.

Они миновали Третью авеню и выехали на Парк‑авеню. Беттина во все глаза смотрела на людскую толчею, потоки машин, обычную суету раннего вечера. Из офисов выходили толпы служащих и торопились по домам, в гости, в рестораны и театры. Вокруг нарастало некое электрическое возбуждение, которое проникало даже в тихий салон лимузина.

– Нет ничего лучше Нью‑Йорка, правда, дорогая? – Айво с гордостью и любовью окинул взглядом открывавшийся за окнами машины вид.

Беттина покачала головой и улыбнулась:

– Ты все такой же, Айво. Говоришь, как издатель «Нью‑Йорк Мейл».

– В душе я им и остался.

– Скучаешь по газете?

Он задумчиво кивнул и промолвил:

– Но все рано или поздно меняется. Беттина хотела добавить: «Как и мы сами», – но ничего не сказала. Через несколько минут автомобиль, обогнув островок зелени, остановился у входа в отель.

Фасад здания – золото и мрамор, портал – сплошной мрамор, швейцар – в униформе из коричневой шерсти с отделкой золотым галуном, консьерж – сама предупредительность. Беттину проводили на один из верхних этажей, в ее апартаменты. Она с удивлением оглядывалась по сторонам. Сколько лет она не видела ничего подобного.

– Беттина?

В номере ее встречал голубоглазый полноватый человек невысокого роста.