– Но вас никто не просит выходить за него, Беттина. Вам надо обсудить с ним один проект.

– Вы полагаете, надо?

– А что будет, если я скажу «да»? – с надеждой спросил Нортон.

– Скорее всего ничего не будет. – Они посмеялись. – Просто я не хочу попасть в дурацкое положение. Об этом человеке ходят легенды. Говорят, что при виде женщины он буквально дымится.

– Ну так запаситесь ведром воды и кастетом, но ради меня, Беттина, поговорите с ним. Вы полгода били баклуши, теперь самое время активно взяться за дело. Он и вы – сейчас самые заметные люди в шоу‑бизнесе. Отказаться его выслушать – просто глупо с вашей стороны.

– О'кей, Нортон, уговорили.

– Как хотите – чтобы я договорился о встрече? Или позвоните вы сами?

– Нет, лучше вы. Не хочу лишних хлопот.

И вдруг голос отца зазвучал у нее в голове. Так вот как бывает…

– В каком месте вы бы хотели встретиться?

– Все равно. Если то, что говорят о его высокомерии – правда, то он, вероятно, захочет встретиться в «Поло Лаундж», чтобы корчить из себя мистера Голливуда: поминутно отвлекаться на телефонные звонки и тому подобное.

– Хорошо, я перезвоню вам через пять минут, договорились?

– Прекрасно.

Нортон вдруг вспомнил кое‑что, но не хотел уточнять это у Беттины. Он был почти уверен, что несколько дет назад она и Олли снимали в Нью‑Йорке квартиру Билла Хейла. Ему не хотелось причинять ей боль напоминанием об Олли. И так она настрадалась. Смерть мужа явилась страшным ударом. Много плохого выпало ей в жизни, но ведь много и хорошего. Так думал Нортон, набирая номер Билла Хейла. В чем‑то их судьбы схожи, заключил он.

Ответила секретарь Билла, а через минуту Нортон уже говорил с ним самим. Они условились на ближайший понедельник, но вопреки предсказанию Беттины встречу назначили у нее дома, днем;

– Вы шутите! – изумилась Беттина, когда Нортон сообщил ей об этом. – Почему он так решил?

– Он сказал, что в ресторане отвлекают телефонные звонки и все прочее, а к себе домой пригласить вас посчитал неудобным.

– Пусть будет так, как он хочет, – пожала плечами Беттина и положила трубку, а в понедельник, за час до встречи, начала неторопливо одеваться. Она надела выписанный из Лондона фиолетовый костюм из тонкой шерсти, белую шелковую блузку под него и аметистовые серьги, подаренные некогда отцом. Волосы, отливавшие всеми красками осени, она оставила распущенными. Звонок в дверь раздался, когда Беттина еще стояла перед зеркалом. Не надо думать, что она придавала особое значение внешнему виду, но, поскольку она собирается вернуться в шоу‑бизнес, необходимо во всем быть на высоте. И выглядеть не как дочь Джастина Дэниелза, не как жена Айво Стюарта, или миссис Джон Филдз, или даже миссис Оливер Пакстон. Она – Беттина Дэниелз. Кем бы она еще ни была, главное – она известный драматург, и сколько бы ошибок она ни совершила, сколько бы страданий ни перенесла – ясно одно: она – личность.

– Мистер Хейл? – лукаво прищурилась она, пропуская его в дом. Подобно Беттине, Хейл оделся безукоризненно: на нем был строгий темно‑синий костюм, синий галстук от Диора и белоснежная крахмальная сорочка. Беттина не могла не отметить про себя, что он хорошо одет и довольно симпатичен, но ее это не особенно волновало. Он вежливо кивнул и протянул ей руку со словами:

– Зовите меня Биллом. Мисс Дэниелз?

– Беттина.

На сем формальности закончились, и она пригласила его в гостиную. Тут же появилась горничная с большим лаковым подносом, на котором были чай и кофе и блюдо с сэндвичами и пирожными, облюбованными Александром еще перед уходом в Школу.