— Ведь мы ж сами можем назначить условия. Сами! Сколько же можно... Ведь сил же уже нет... Ведь это...
Ему не дали закончить, толпа вдруг взревела и, словно многорукий зверь, потянулась к нему.
— Иуда-а!
Его стащили с камня, и он исчез под ногами разъярённых людей. Суд и правёж был скорый и жестокий. Запорожца буквально растерзала толпа, впавшая почти в полусумасшедшее состояние.
— Степаныч! Гони барабанщика! Гони!
Келин повернулся к барабанщику, стоявшему вниз, и не догадывавшемуся, что творилось на другой стороне стены.
— Передай фельдмаршалу, что сдачи не будет ни на каких условиях.
— Господин комендант, учтите, что как только начнётся штурм, аккорда от вас принимать не станем.
— Начинайте, у нас каждый может постоять за себя. А аккорда от нас не дождётесь.
Барабанщик повернулся кругом и пошёл опять от крепости, отстукивая палочками себе дробь.
— Петрович, — сказал Келин унтеру. — У тебя голос покрепче, скомандуй заряжать картечью. Надо встренуть.
— Есть, Алексей Степанович. — Унтер выпятил грудь и вскричал зычно: — С-слушай, антиллерия!.. 3-заряжай картечью!..
Полтава дышала. Полтава сражалась...
34
Королевское легкомыслие
— Ваше величество, — сказал Пипер, выбрав, казалось, очень удобный момент, когда король задумался о чём-то. — Настало время решаться наконец.
— На что решаться, граф? — стряхивая задумчивость, спросил Карл.
— Решаться на немедленный уход за Днепр.
— Вы хотите, чтоб я отступил?
— Но это не будет отступление, ваше величество. Это будет самый разумный ход в этой кампании. Мы отойдём, чтобы дождаться там подкрепления. У Мазепы в Белой Церкви есть большие запасы провианта.
— Нам пора драться, граф, а не гоняться за мифическими запасами провианта. И потом, едва русские определят наше направление, так поступят с Белой Церковью, как с Батуриным.
— Но мы положили под Полтавой около трёх полков. Царь Пётр начинает стягивать вокруг нас все свои силы. Мы скоро окажемся в тугой петле.
— Ну и отлично. Чем туже затянется петля, тем сокрушительнее я разорву её, граф. Разве вы не видите, русские всё время уходят от моих ударов. А почему? Боятся. Знают, что не выдержат их.
Карлу надоела эта назойливость первого министра, и он уехал из штаба, решив заночевать в лагере среди солдат. Те не станут докучать глупыми вопросами, они слепо верят своему королю, а он — в себя, в свою непобедимость и счастье.
Там, среди солдатских костров и палаток, он чувствовал себя гораздо спокойнее, а главное, знал, что своим присутствием воодушевляет солдат: «Король с нами, значит, мы непобедимы».
Карл уже уснул было у костра, прикрывшись своей шинелью, когда рядом послышался встревоженный разговор:
— Это не наши костры. Днём на том месте никого не было.
— Днём не было, но сейчас ведь кто-то же есть.
— Это, наверное, казаки.
— Если это казаки, надо предупредить короля.
— Я всё слышал, — сказал Карл, откидывая шинель. — И сейчас сам проверю, кто там находится. Подайте моего коня.
— Но, ваше величество, — встревожился адъютант. |