— A-а, ну тогда встреча наша с ним впереди, — уверенно сказал царь и взглянул на Меншикова. — Не пора ли тебе, Данилыч?

   — Пора, государь, — поднялся Меншиков, выпил уже стоя ещё чарку, сунул в рот орех и вышел.

Заметив, что гости захмелели и языки развязались, Пётр спросил Реншильда:

   — А какую силу вы противупоставили ныне нам, фельдмаршал?

   — Всего тридцать тысяч, ваше величество.

   — Тридцать?! — вскинул Пётр брови в удивлении. — И всё это были шведы?

   — Нет, шведов было девятнадцать, а остальные волохи и запорожцы.

Царь хитро прищурился, взглянул на Шереметева, потом на Репнина.

   — Ну так что скажете, Борис Петрович? Аникита Иванович? Числом бить надо али умением? Ну?

   — Умением, батюшко, умением, — добродушно махнул рукой фельдмаршал. — Твоя взяла, государь.

Репнин выразительно пожал плечами, мол, я как и фельдмаршал.

   — Это у нас к тому, господа, — пояснил Пётр шведам, — что мы против вас выставили лишь десять тысяч.

   — Как? — удивился Реншильд.

   — Не может быть! — воскликнул Пипер. — У вас же около сорока тысяч войска.

   — Верно. Сорок. Но в бой я пустил только десять. Фельдмаршал Шереметев и генерал Репнин тому свидетели. Именно они возражали против этого. А вот теперь я предлагаю тост за тех, кто дрался. Дрались достойно и победили достойных.

Шведам ничего не оставалось, как выпить за тех, кто побил их, лишив не только должностей и званий, но надолго и родины, для многих навсегда.

После торжественного обеда, отправив пленных в Семёновский лагерь за караул, наказав содержать их по достоинству их рангов и званий, Пётр сел за письма — Апраксину, сыну Алексею, Ромодановскому, Кикину.

Счастье переполняло его сердце, и он хотел поделиться им с самыми близкими и дорогими людьми.

Уже в темноте ему доложили о трофеях и пленных.

   — В плен взято две тысячи восемьсот шестьдесят четыре человека, окромя этого три тысячи подвод с амуницией, в штабе короля взята казна с двумя миллионами золотых саксонских ефимков.

   — Ай, славно, — не удержался Пётр от радостного восклицания. — Деньги нам зело нужны. Сколько побито шведов?

   — Девять тысяч триста, государь. Это только на поле. Но их много посечено по лесам, тех не считали.

   — Наши потери?

   — У нас убитыми тысяча триста сорок пять человек, государь.

   — Неужто! — ахнул царь. — Это, выходит, едва ль не в семь раз менее шведов.

   — Выходит, государь.

Он вскочил, заходил взад-вперёд по шатру, потирая в нетерпении руки, так хотелось, чтоб кто-то был рядом, чтоб с кем-то поделиться: «Побил шведов, потеряв в семь раз менее их».

Вспомнил о Меншикове, присев к столу, быстро написал о результатах победы, отправил посыльного догнать и передать ему записку. Пусть порадуется, а порадуясь, сам захочет чем-то царя удивить. И удивит. Данилыч обязательно удивит чем-нито. Вот бы короля предоставил, вот бы порадовал.

   — Государь, прибыл полковник Келин.

   — Келин?! — встрепенулся царь. — Давай его сюда.

Келин вошёл, стукнул стоптанными каблуками, готовясь рапортовать, но Пётр шагнул к нему, сграбастал, тонкого, лёгкого, прижал к груди.