На этот раз потрясение оказалось слишком велико для Рэйко – ее желудок изверг все съеденное с самого утра.

– О Господи, Так! – несчастно пробормотала она. – Этого я не выдержу…

– Выдержишь, Рэйко. Крепись, это неизбежно, – мягко отозвался он. Дети смотрели на них. – Посиди немного с девочками. Хироко принесет тебе воды. А мы с Кеном возьмем лопаты и вычистим все. Может, тебе удастся достать еды – сходи к кухне вместе с детьми. – Но меньше всего Рэйко хотелось становиться в очередь за едой, а дети были еще не голодны. Вместо этого они уселись на чемоданы и вновь полезли в корзину, подаренную Энн. Это был настоящий подарок богов.

Рэйко, все еще бледная, понемногу приходила в себя. Они устроились на некотором расстоянии от конюшни. Хироко разыскала несколько больших джутовых мешков, в которых носили корм лошадям, и вместе с Салли набила их соломой, чтобы использовать в качестве матрасов, как только конюшня будет вычищена. Вместо лопат Кену и Таку удалось раздобыть лишь две старые жестянки из‑под кофе, и они стали мучительно медленно убирать навоз. Появился встрепанный и разгоряченный Питер, он выглядел словно призрак. Хироко бросилась к нему и обняла, не в силах поверить, что он и вправду нашел их.

– Я проторчал в здании администрации с самого полудня, – устало объяснил он. – Я был готов продать душу, лишь бы попасть сюда, – по‑видимому, они так и не поняли, зачем мне понадобилось навестить вас. Они сделали все возможное, лишь бы остановить меня. – Он нежно поцеловал Хироко, испытывая невозможное облегчение при виде их всех. Ему пришлось пройтись вдоль всех рядов конюшен, всех очередей, тянущихся к кухне. Оглянувшись через плечо, он увидел, чем заняты Так и Кен. – Забавно, – сухо усмехнулся он, и Так ответил ему усмешкой. Он еще не лишился чувства юмора, а прибытие Питера оживило семью. Теперь они не чувствовали себя такими одинокими.

– Попробуй, и узнаешь, забавно ли это.

– Это мысль! – Питер сбросил пиджак на кучу соломы, которой Хироко набивала мешки, закатал рукава и, пожертвовав своими любимыми ботинками, вошел в конюшню, присоединившись к Кену и Таку. Они разыскали еще одну банку из‑под кофе, и через несколько минут Питер стал таким же грязным, как и его друзья. Работа была изнуряющей, конюшня выглядела так, словно ее не чистили годами, – вероятно, так оно и было.

– Неудивительно, что лошадь удрала, – проворчал Питер, загребая навоз банкой. Это было все равно, что пытаться вычерпать океан чайной чашкой. – Ну и грязища!

– Неплохо, верно? – отозвался Так, а Кен промолчал.

Ему было ненавистно и пребывание здесь, и эта нелепая работа. В эту минуту он отдал бы все, лишь бы добраться до людей, которые подвергли их такому унижению.

– Я хотел бы сказать, что видел места и похуже, – заметил Питер, работая с Таком бок о бок, становясь все грязнее с каждой минутой и почти ничего не добиваясь. – Но сравнивать мне и вправду не с чем.

– Подожди, ты еще доберешься до Европы вместе с Дядюшкой Сэмом. Вероятно, там тебе придется заняться такой же работой.

– По крайней мере я заранее прошел практику.

Уже давным‑давно стемнело, Рэйко, дети и Хироко улеглись на соломенные матрасы, а мужчины еще работали. Наконец Хироко принесла им кружки с дымящимся чаем и предложила свою помощь, но мужчины отказались. Работа была слишком грязной и трудной для женщины.

– Тебя пустили сюда на какое‑то определенное время? – спросил Так Питера, когда они устроили небольшую передышку, но он только пожал плечами и улыбнулся Хироко.

– Мне ничего не сказали. Я останусь здесь, пока меня не вышвырнут вон.