Это была действительно свадебная пьеса.

Ещё недавно в особняке шли лихорадочные приготовления к Рождеству, но это было ничто по сравнению с суетой, предшествующей свадьбе. У лорда Хансдона пока не появилась уверенность, приедет ли на свадьбу его кузина королева, но он предполагал, что да, и потому вторую сцену построили близко к большому очагу, чтобы её величество могла обедать на несколько футов выше, чем её подданные, и оставаться в тепле. Маленькие столы, которых хватило для рождественских гостей, признали неподходящими и изготовили три новых стола. Маленький собирались поставить на новом возвышении, два других соответствовали существующему длинному столу, где помещались тридцать шесть человек. Как раз изготавливали стулья, и в большом зале эхом отдавались звуки плотницких работ.

Поверх панелей в зале висели ламбрекены из белой ткани, но леди Энн Хансдон при осмотре объявила их потрёпанными, и вместо них заказали атлас. Новые ламбрекены и потолочные высокие балки обвили гирляндами из плюща. Принесли множество свечей, и для всех понадобились подставки и подсвечники. Леди Энн объявила, что вымощенные камнем полы в зале слишком холодны для аристократических ног, поэтому заказали ковры. 

— В моё время вполне годился и тростник, — ворчал лорд Хансдон.

— В тростнике заводятся блохи, — резко объявила его жена.

— А в коврах они не заводятся?

— Не в моих коврах! Харрисон!

— Миледи? 

Управляющий поклонился.

— В буфетном коридоре видели крыс.

— Мне тоже так сказали, миледи.

— Это из-за реки, — проворчал лорд Хансдон. — У реки всегда водятся крысы.

— Не в моём доме! — сказала её милость. — Избавьтесь от них!

— Будет сделано, миледи, — ответил Харрисон.

— А это что такое? — лорд Хансдон обнаружил ящик и извлёк из него тонкую серебряную палочку, заканчивающуюся двумя потоньше. — И к чему так много?

— Это вилки, — сказала леди Хансдон.

— Вилки?

— Ими едят. Не делай вид, что раньше не видел! Ими пользуется Кэтрин Ховард.

— А чем не угодили старые добрые ножи и пальцы?

— Мы не крестьяне.

— Вилка... — лорд Хансдон попробовал пальцем острый кончик и отдёрнул руку. — Вилка, Харрисон, вилка!

— Именно так, — ваша милость, — невозмутимо ответил управляющий.

Лорд Хансдон обернулся к сцене, где мы пытались репетировать. Любые попытки сохранить пьесу в тайне от домочадцев давно уже забросили, однако сомневаюсь, что им удавалось найти хоть какой-то смысл в таком хаосе обрывочных диалогов.

— Предполагается, что это лес? — проворчал лорд Хансдон.

— Да, милорд, — ответил мой брат, — это лес вблизи Афин.

— Должно быть, никудышные леса в этих Афинах! Больше смахивает на хилую поросль. В такой листве и воробью не спрятаться. Зелёная кисея, приятель, зелёная кисея. Сделаем лес погуще!

Совет лорда-камергера сработал. Мы задрапировали над деревьями и позади них дорогую зелёную кисею, и тут же появилась иллюзия густоты. А когда за кисеей поставили подсвечники, то с идущим из глубины светом лес стал выглядеть ещё лучше.

Свечи стали для нас проблемой, пусть и не самой тяжёлой. В особняках и дворцах мы часто играли при свечах. Мы знали, что по ходу пьесы они оплывут, и понадобится делать в представлении перерывы для подрезания фитилей.