— Ага, — коротко отозвался я и пошёл прочь от него по аркаде, на дальний конец двора. Я знал, что он хочет услышать похвалу, ведь юный Саймон жаждет похвалы, как шлюха серебро, но ни один комплимент его не удовлетворит. Не считая этого, он вполне приличный мальчишка, хороший актёр, а его длинные светлые локоны заставляют мужчин вздыхать, когда он играет девушку.

— Это была моя идея, — прокричал он вдогонку, — танцевать с канделябром как с мужчиной!

Я его проигнорировал.

— Хорошо же получилось, правда? — с мольбой спросил он.

Я уже находился в дальнем углу двора, в глубокой тени. Сюда не добирались отблески факелов из-под ворот. Справа находилась едва заметная дверь, и я осторожно её открыл. За дверью тьма была ещё более густой. Я понял, что пространство там совсем крохотное, но не вошёл, просто вслушивался, однако не слышал ничего кроме завывания ветра и бесконечной дроби дождя. Я надеялся что-нибудь украсть, что-нибудь на продажу, небольшое, чтобы легче спрятать. В Гринвичском дворце я нашел мешочек с жемчугом, который кто-то, видимо, обронил, он лежал в тени под гобеленовым креслом в коридоре, и я спрятал мешочек под юбками, а потом продал жемчуг аптекарю — тот размалывал жемчуг и лечил им безумие, так он сказал. Он заплатил мне куда меньше истинной стоимости, зная, что жемчуг краденый, но сумма всё равно превысила мое месячное жалование.

— Ричард? — позвал Саймон Уиллоби.

Я молчал. Из темной комнатки смердило, как будто здесь хранили корм для лошадей и он подгнил. Я решил, что красть здесь нечего, и закрыл дверь.

— Ричард? — снова окликнул меня Саймон.

Я молчал и не шевелился, зная, что невидим в тёмном плаще. Саймон мне нравился, но я был не в настроении твердить ему, как хорошо он играл.

Потом дверь в дальнем конце двора распахнулась, впуская свет фонаря в залитый дождём двор. Сначала я решил, что один из актеров явился сказать, что мы там нужны, но это оказался человек, которого я никогда прежде не видел. Он был молод, и он был богат. Богатство легко распознать по одежде, а этот мужчина носил камзол из блестящего жёлтого шёлка, подбитый синим. Чулки на нём были жёлтые, высокие сапоги — коричневые и блестящие. Он носил шпагу и синюю шляпу с длинными перьями, золото на шее и ещё больше — на поясе, но самым заметным в нём казались длинные и светлые, почти белые волосы. Я подумал — может, это парик?

— Саймон? — позвал молодой человек.

Саймон Уиллоби ответил нервным хихиканьем.

— Ты один?

— Думаю, да, милорд.

Саймон слышал, как я открыл и закрыл дверь, и видимо решил, что я ушёл во дворец. Потом дальняя дверь затворилась, и незнакомец погрузился в темноту. Я совершенно затих — просто ещё одна тень среди многих. Молодой человек подошёл к Саймону, и в мерцающем свете факелов у ворот я разглядел на его сапогах каблуки — как на женских. Он был невысок и хотел казаться выше. Я услышал, как Саймон сказал:

— Здесь был Ричард. Но он ушёл. Думаю, он ушёл.

Незнакомец не ответил, просто прижал Саймона к стене и стал целовать. Я увидел, что он задрал юбки Саймона, и затаил дыхание. Те двое прижимались друг к другу.

В этом не было ничего удивительного, кроме того, что его милость, кем бы он ни был, не стал дожидаться окончания пьесы, прежде чем найти Саймона Уиллоби. Всякий раз, когда мы играли в одном из королевских дворцов, их милости заявлялись в гримёрку, и я наблюдал, как Саймон исчезал то с одним, то с другим. Это объясняло, откуда у Саймона Уиллоби всегда водились деньги. А у меня — нет, потому и приходится воровать.

— О да, — услышал я Саймона. — Да, милорд!

Я подкрался поближе. Туфли из гобелена тихо скользили по камням. По крыше дворца колотил ветер, а беспощадный ливень усилился до неистовства и заглушил слова тех двоих.