– Я покажу тебе, что такое равенство! – воскликнул рассерженный Скилла и отшвырнул чашу в угол. Он поднялся и обнажил меч. – Равенство могилы! Ты его сейчас узнаешь.

Остальные гунны тоже вскочили и были готовы пустить в ход оружие. Мы, римляне, ничем не вооружённые, кроме кинжалов, которые использовали для еды, неуклюже переминались с ноги на ногу. Варвары могли уничтожить нас в любую минуту, как уничтожили всех жителей Наиса. Бигилас споткнулся и отпрянул. Он наконец понял, что поставил под удар всех нас и что его пьяные выпады могут нам слишком дорого обойтись.

– Вы глупец, – прошипел Максимин.

– Я лишь сказал правду, – огрызнулся Бигилас.

– Правду, из за которой нас зарежут или распнут на кресте.

– Когда говорит Аттила, земля дрожит от страха, – злобно пробурчал Эдеко. – Возможно, вам тоже пора вздрогнуть, римляне, и пополнить ряды ваших собратьев там, на берегу.

Никто больше не решался спорить. Мне стало ясно, что наши жалобы и упрёки гуннам, устроившим резню на берегу, вывели варваров из равновесия. Разве они были в этом виноваты?

Напряжение стало просто невыносимым.

Бигилас в страхе глядел по сторонам, не зная, просить ли ему прощения или бежать. Он бессмысленно открывал рот и снова закрывал его.

Рустиций решил прийти на помощь собрату переводчику, хотя, как я знал, он едва выносил претенциозность последнего.

– Настоящие римляне никогда не дрожат от страха, по крайней мере не больше любого настоящего гунна, – попытался защитить он всех нас. – Вам легко быть храбрым, Эдеко. Вино разгорячило вас, и вы взялись за меч, в то время как Бигилас безоружен, как и все мы.

– Тогда вооружитесь хоть чем нибудь, – злобно усмехнулся гунн.

– Я вооружусь при первой возможности и не дам вам нового повода для убийства мирных жителей, вроде ваших жертв на берегу. – Рустиций был твёрд и упрям.

Меня поразило его мужество: я даже не подозревал, что он способен бросить вызов гуннскому военачальнику.

– Не испытывай меня, мальчик.

– Я не мальчик, а настоящие мужчины обходятся без угроз и не выдают убийство за сражение.

– Ради бога, – простонал Максимин, опасаясь, что миссия закончится, так толком и не начавшись.

Костяшки пальцев Эдеко побелели, когда он сжал рукоятку меча. Нужно было что то делать.

– Вы неправильно поняли наших спутников, – проговорил я, не узнав собственного голоса. Он зазвучал как то странно: со скрипом и излишним пафосом. Я был самым младшим в нашей группе, да и выглядел безобиднее прочих, так что, пожалуй, мог бы смягчить конфликт. Залпом осушив чашу, я произнёс уже обычным тоном: – Вам известно, что, выпив больше, чем следует, наш переводчик Бигилас бывает неосторожен и не отвечает за свои слова. Он собирался воздать почести Аттиле, поскольку ваш король, будучи смертным, прославился не меньше нашего императора с его божественной властью. Он вовсе не желал его оскорбить, Эдеко, а, напротив, хотел превознести Аттилу.

– Ерунда. Я не верю молодому римлянину. Он просто пытается спасти свою жизнь, – хмыкнул Скилла.

– Я пытаюсь спасти это посольство.

Нависло долгое молчание, пока гунны взвешивали все «за» и «против», размышляя, могут ли они принять моё сомнительное извинение. Если они убьют нас, то и Аттила, и Хризафий пожелают узнать почему.

– Так ли это? – обратился к Бигиласу Эдеко.

Переводчик смутился и занервничал. Он смотрел то на меня, то на гунна.

– Отвечайте ему, вы, идиот, – пробормотал Максимин.

– Да, – наконец выдавил из себя Бигилас.