|
– Я-то думала, что ла-тынь Катона Цензория и впрямь отличалась безупречностью. – Меа vita, mea vita, где твое чувство юмора? – вытаращил глаза Катон. – Ведь он пошутил! Ему просто захотелось вывести всех на чистую воду. Салоний был совершенно ошеломлен. Он не мог поверить, что ему предлагают породниться с семьей, в багаже которой уже имеется кон-сульство и триумф. – Неудивительно, что он был ошеломлен, – сказала Ливия Друза. – Дед заверил Салония в серьезности своих намерений, – заторопился Катон. – Девушка по имени Салония была доставлена незамедлительно, и состоялась свадьба, благо что день был подходящий. Стоило Марку Лициниану прослышать об этом спустя час-другой – вести облетали Рим быстро, – как он собрал друзей и направился к Катону Цензорию. «Вознегодовав на нас за то, что мы осуждаем тебя за любовницу-рабыню, ты решил опо-зорить наш дом и того пуще, вводя в него такую мачеху для меня?» – гневно спросил Лициниан. «Какой же это позор для тебя, сын мой, если я собрался доказать, что я мужчина, став в преклонном возрасте отцом еще нескольких сыновей? – величественно спросил дед. – Разве я мог бы найти на роль жены патрицианку, когда я нахожусь ближе к восьмидесятилетию, нежели чем к семидесятилетию? Подобный брак был бы неподобающ. Напротив, женясь на дочери сво-его вольноотпущенника, я вступаю в брак, соответствующий моим годам и потребностям». – Невероятно! – ахнула Ливия Друза. – Он, естественно, хотел посильнее оскорбить Лици-ниана и Эмилию Терцию. – Да, так принято считать среди нас, Салонианов. – Неужели все они продолжали жить под одной крышей? – Разумеется. Правда, Марк Лициниан вскоре после этого умер – многие полагают, что его сердце не выдержало такого бесчестия. Эмилия Терция осталась в доме нос к носу со свекром и его новой супругой Салонией. По-моему, она вполне заслужила такую участь. Видишь ли, ее собственный папаша скончался, и она не могла вернуться в отчий дом. – Насколько я понимаю, Салония подарила жизнь твоему отцу, – молвила Ливия Друза. – Совершенно верно, – сказал Катон Салониан. – Разве тебя не угнетает, что ты – внук женщины, рожденной в рабстве? – Почему это должно меня угнетать? – удивился Катон. – Все мы к кому-то восходим. Ка-жется, цензоры согласились с моим дедом Катоном Цензорием, заявлявшим, что его кровь столь благородна, что очищает собой кровь любого раба. Салонианов никогда не пытались выкинуть из сената. Салоний происходил от галлов – вполне достойное происхождение. Вот если бы он был греком… Но дед никогда не пошел бы на брачный союз с гречанкой. Греков он терпеть не мог. – А ты оштукатурил свою усадьбу? – Задавая свой вопрос, Ливия Друза выразительно тер-лась о бедро Катона. – Нет, разумеется, – ответил он сквозь участившееся дыхание. – Теперь я знаю, почему нам приходится пить такое отвратительное вино. – Тасе, Ливия Друза! – приказал Катон, переворачивая ее на спину. Великая любовь неизменно приводит к неосмотрительности, опрометчивым словам и раз-облачению; однако Ливия Друза и Катон Салониан умудрялись сохранять свою связь в полной тайне. Если бы дело происходило в Риме, все наверняка сложилось бы иначе; но, на их счастье, в сонном Тускуле никто не обращал внимания на скандал, назревающий под самым носом. Не прошло и месяца, как Ливия Друза убедилась, что беременна. У нее не было ни малей-ших сомнений, что отцом ребенка не является Цепион: в тот самый день, когда Цепион уехал из Рима, у нее начались месячные. Две недели спустя она попала в объятия Марка Порция Катона Салониана; в должный срок очередные месячные не наступили. Две предыдущие беременности научили ее кое-каким другим признакам, которые давали о себе знать и сейчас, причем пышным цветом. |
