|
– Dorycnion! – радостно произнес он. Царица сделалась белой, как полотно. Придворные остолбенели: слово было произнесено во весь голос и пронеслось над притихшими гостями, как удар бича. Царь покосился влево. – Гордий! – позвал он. – Что угодно моему повелителю? – спросил Гордий, проворно покидая свое ложе. – Подойди и помоги мне. Лаодика была на четыре года старше своего брата, но очень походила на него внешностью. Этому не приходилось удивляться, так как в их династии братья так часто женились на родных сестрах, что сходство переходило из поколения в поколение. Царица была женщина крупная, но хорошо сложенная. Она весьма заботилась о своей внешности: волосы ее были уложены на гре-ческий манер, зеленовато-карие глаза были подведены, щеки нарумянены, губы накрашены, а нога и руки имели бурый оттенок от хны. Ее лоб пересекала широкая белая лента диадемы, концы которой струились по плечам. Лаодика выглядела законченной царицей и ею намерева-лась стать. Но вот она прочла на лице брата свою судьбу и изогнулась, чтобы вскочить с ложа. Однако она сделала это недостаточно стремительно: он успел схватить ее за руку, которой она пыталась оттолкнуться, и потянул назад; мгновение – и она полусидела, полулежала почти что у брата на руках. Гордий был тут как тут: он опустился на одно колено по другую сторону от нее с уродующей его гримасой торжества. Он знал, какую награду попросит у царя: чтобы его дочь Низа, младшая царская жена, была провозглашена царицей, а ее сын Фарнак – наследником престола вместо сына Лаодики Махара. Лаодика беспомощно взирала на четверых придворных, которые подвели ее возлюбленно-го Фарнака к царю, взиравшему на него, казалось, совершенно бесстрастно. Потом царь вспом-нил о ней. – Я не умру, Лаодика, – промолвил он. – Представляешь, эта гадость не вызвала у меня да-же тошноты. – Он улыбнулся, откровенно забавляясь. – Зато для того, чтобы убить тебя, яду осталось более, чем достаточно. Схватив ее за нос пальцами левой руки, царь запрокинул ей голову, и она, задохнувшись, судорожно разинула рот, поскольку ужас лишил ее способности бороться за жизнь. Царь поне-многу перелил содержимое прекрасного скифского кубка ей в глотку, заставляя Гордия зажи-мать ей рот после каждой дозы и ласково поглаживая ей горло, чтобы облегчить глотание. Она не сопротивлялась, полагая борьбу за жизнь ниже своего достоинства: достойная представи-тельница рода Митридатов, она не боялась смерти, особенно в результате попытки завладеть престолом. Опорожнив кубок, Митридат старательно уложил сестру на ложе, чтобы возлюбленный мог наблюдать за ее страданиями. – Не вздумай вызвать у себя рвоту, Лаодика, – любезно предупредил ее царь. – Иначе я за-ставлю тебя выпить все это вторично. Зал замер в ошеломленном ожидании. Сколько времени оно продолжалось, никто потом не смог бы сказать, кроме самого царя, однако никому и в голову не пришло обратиться к нему с подобным вопросом. Взирая на своих придворных, мужчин и женщин, царь обратился к ним с поучительной ре-чью, напоминая в этот момент учителя философии, наставляющего подопечных. Для всех при-сутствующих познания царя в области ядов оказались неожиданностью: молва об этой стороне его личности была обречена на то, чтобы стремительно облететь все Понтийское царство и про-никнуть в сопредельные страны; благодаря уточнениям Гордия слова «Митридат» и «яд» навеки приобрели неразрывную связь, войдя в легенду. – Царица, – разглагольствовал царь, – не могла выбрать ничего лучше, чем dorycnion, име-нуемый египтянами trychnos. Полководец Александра Великого Птоломей, которому в дальней-шем было суждено стать царем египетским, привез это растение из Индии, где оно, по рассказам, достигает высоты настоящего дерева, тогда как в Египте не превосходит высотой куст; листья его походят на листья полыни. |
