|
Одним словом, история с Юлиллой повторялась. Боль, ненависть, желание ринуться на любого, кто встанет ему поперек дороги. Мечты о любовных утехах с Дал-матикой сменялись у него мечтами о том, как он сломает ей шею или заставит танцевать по за-литой луной травяной поляне в Цирцеи – о, нет, так он убил свою мачеху! Он все чаще выдвигал потайной ящичек шкафа, где хранилась посмертная маска его предка Публия Корнелия Суллы Руфина Фламена Диала, и вынимал пузырьки с ядами и коробочку со смертоносными порошками – так он убил Луция Гавия Стикса и силача Геркулеса Атласа. Грибы? Так он прикончит любовницу – отведай, Далматика! Однако со времени смерти Юлиллы он набрался опыта и теперь лучше понимал собствен-ную натуру; он не мог убить Далматику, – так же, как не мог убить тогда, как ему трудно было приговорить к смерти Юлиллу. С женщинами из древних, благородных семейств не существовало иного пути, кроме как довести дело до самого конца. Настанет день, когда они с Цецилией Метеллой Далматикой доведут до конца то, что он пока не решался даже начать. Потом Марк Эмилий Скавр постучался в его дверь – ту самую дверь, к которой прикаса-лись многие из тех, кто потом превратились в тени, и которая, казалось, сама по себе источала злость. Скавру было достаточно дотронуться до этой двери, чтобы почувствовать себя отравлен-ным; у него уже тогда мелькнула мысль, что встреча пройдет еще напряженнее, чем он предпо-лагал раньше. Усевшись в доме Суллы в кресло для гостей, доблестный старик мрачно изучал бесцветное лицо хозяина дома своими изумрудными глазами, заставлявшими забыть про морщины на его лице и лишенный волос череп. Как бы ему хотелось не переступать этого порога, не ущемлять своей гордости необходимостью участвовать в откровенном фарсе! – Насколько я понимаю, ты знаешь, зачем я явился сюда, Луций Корнелий, – молвил Скавр, задрав подбородок и не пряча глаза. – По-моему, знаю, – был краткий ответ Суллы. – Я намерен принести извинения за поведение моей жены и заверить тебя, что после разго-вора с тобой приму все меры, чтобы впредь у нее не было возможности причинять тебе неудоб-ства. Уф! Кажется, произнеся заготовленные слова, он остался жив, не скончался от стыда. Од-нако как ни бесстрастен был взгляд Суллы, ему почудилось в нем презрение; вполне вероятно, Скавр пал жертвой собственной фантазии, но именно это превратило его во врага Суллы. – Мне очень жаль, Марк Эмилий. Ну, скажи хоть что-нибудь, Сулла! Сними тяжесть с души старого олуха! Не вынуждай его сидеть перед тобой униженным! Вспомни наущения Аврелии! Однако ему на ум не приходило ни единого спасительного словечка. Слова медленно выпекались у него в мозгу, однако язык как будто окаменел. – Было бы лучше для всех, если бы ты покинул Рим. Удались на время, скажем в Испа-нию, – снова заставил себя заговорить Скавр. – Я слышал, что Луцию Корнелию Долабелле тре-буется помощь опытного человека. Сулла замигал в деланном изумлении. – Неужто? Вот не предполагал, что дело приняло столь серьезный оборот! Однако, Марк Эмилий, для меня сейчас невозможно сорваться с места и упорхнуть в Дальнюю Испанию. Я уже девять лет заседаю в сенате; настало время попробовать, чтобы меня избрали претором. Скавр судорожно проглотил слюну, но заставил себя продолжить учтивую беседу. – Не в этом году, Луций Корнелий, – ласково произнес он. – На следующий год, годом позже… Но в этом году тебе следует покинуть Рим. – Марк Эмилий, я не совершил ничего дурного! – Нет, совершил, Сулла! Дурно уже то, чем ты занимаешься в данный момент: ты топчешь его ногами! – Я уже на три года превысил возраст для избрания претором, мое время истекает. Я буду баллотироваться в этом году, что означает, что мне надо оставаться в Риме. – Прошу тебя пересмотреть это решение, – произнес Скавр, вставая. |
