|
– Нет серьезно, Луций Корнелий! Вряд ли царь Митридат склонен шутить, когда речь за-ходит о нашей римской провинции Азия; поэтому и нам следовало бы отложить шутки в сторо-ну. – Рутилий Руф прервался, восхищаясь собственным красноречием, что лишило его возмож-ности сохранить за собой инициативу в разговоре. – Я тоже не подвергаю сомнению мысль, что Митридат не станет распускать слюни, если ему предоставится возможность завладеть нашей провинцией Азия, – подтвердил Марий. – Но он – человек Востока, – молвил Сулла уже не терпящим возражений тоном. – А все восточные цари трепещут при одном упоминании Рима, который наводил страх даже на Югур-ту, – а ведь для него Рим служил куда большим препятствием, чем для любого восточного царя. Вспомните, сколько он стерпел оскорблений и поношений, прежде чем решился выступить про-тив нас войной! Мы буквально принудили его к этому! – А мне представляется, что Югурта всегда был настроен воевать с нами, – не согласился Рутилий Руф. – Наверно, – бросил Сулла, хмурясь. – Мое мнение таково: он мечтал объявить нам войну, однако сознавал, что это не более, чем мечта. Мы сами заставили его обратить против нас ору-жие, когда Авл Альбин вторгся в Нумидию с целью разграбить ее. По сути, с этого начинаются все наши войны. Жадный до золота полководец, которому не следовало бы доверять командова-ние даже детским парадом, оказывается во главе римских легионов и начинает грабеж – не в интересах Рима, а просто чтобы набить собственную мошну. Карбон и германцы, Цепион и гер-манцы, Силан и германцы – перечень можно продолжить до бесконечности. – Ты отклоняешься от темы, Луций Корнелий, – мягко одернул его Марий. – Верно, я увлекся. – Сулла, нисколько не устыдившись, адресовал престарелому полко-водцу покровительственную улыбку. – Во всяком случае, мне кажется, что положение на Восто-ке весьма схоже с положением в Африке, каким оно было до того, как разразилась Югуртинская война. Нам отлично известно, что Вифиния и Понт – исконные враги, а также то, что оба царя – Никомед и Митридат – спят и видят, как бы расширить свои земли, по крайней мере в Анатолии. В Анатолии же остались два жирных куска, из-за которых оба владыки исходят слюной – Каппадокия и наша римская провинция Азия. Царь, завладевший Каппадокией, получает свободный доступ в Киликию с ее баснословно плодородными почвами. Царь, захватывающий нашу римскую провинцию Азия, приобретает ни с чем не сравнимый сухопутный проход в Срединное море с полсотни отличных портов и невероятно богатые участки суши. Царь должен обладать нечеловеческой флегматичностью, чтобы не испытывать голод по обоим приобретениям. – В общем, Никомед Вифинский меня не беспокоит, – прервал его Марий. – Он повязан Римом по рукам и ногам и не помышляет рыпаться. Я также полагаю, что наша римская провин-ция Азия – по крайней мере, пока – находится вне опасности, чего не скажешь о Каппадокии. Сулла кивнул. – Вот именно. Провинция Азия принадлежит Риму. Не думаю, чтобы царь Митридат на-столько отличался от остальных восточных правителей, чтобы, пренебрегая страхом перед Ри-мом, рискнуть вторгнуться в нашу Азию, каким бы неуклюжим ни было тамошнее управление. Зато Каппадокия Риму не принадлежит. Пусть она относится к сфере наших интересов, у меня создается впечатление, что и Никомед, и молодой Митридат возомнили, что Каппадокия слиш-ком удалена от Рима и слишком мало для него значит, чтобы нельзя было попытать там военного счастья. С другой стороны, они подбираются к ней, как воришки, скрывая истинные намерения за подставными фигурами и родственниками на троне. Марий проявил готовность к спору: – Я не назвал бы женитьбу старого царя Никомеда на царице-регентше Каппадокии воров-ской уловкой! – Твоя правда. |
