– Да, замок посетило еще одно горе, – сказала старая мать, обращая свой взор к небу. – Недаром говорят, что беда не приходит одна. Сначала старый Вит умер, потом графиня Анна, следом граф, а теперь вот молодая графиня, последняя. И все наследство достанется теперешней графине. Она получит все: замок, власть, а также и тот миллион, который графиня Анна и граф завещали молодой графине… Ох, София, уже полночь, пошли-ка спать. Конечно, после всего случившегося трудно будет заснуть, но отдых все-таки требуется…

С этими словами старая женщина направилась в смежную комнату, служившую спальней. София последовала за ней, оставив в углу прялку, за которой она проводила целые дни. В домике воцарилась тишина.

Старушка-мать собиралась уже лечь, как вдруг из комнаты Губерта, которая находилась рядом, донесся странный звук, напоминающий щелчок взводимого курка. Сердце матери, как известно, вещун: оно тотчас подсказало, что сыну угрожает смертельная опасность.

Мать соскочила с постели – может быть, она еще успеет предотвратить несчастье.

Не зажигая свечи, не сказавши ни слова Софии, бросилась она в комнату Губерта, сильно толкнула дверь, и глазам ее представилось ужасное зрелище.

Освещенный луной Губерт стоял у самого окна с пистолетом в руке. Он собирался спустить курок: он хотел застрелиться. Страшное предчувствие не обмануло старую женщину. При этом зрелище она едва не лишилась чувств: еще секунда, и выстрел размозжил бы голову ее сына.

– София, на помощь! – закричала мать срывающимся от волнения голосом и, собрав все силы, бросилась к сыну и вырвала у него пистолет. Раздался выстрел, но пуля разбила только небольшое зеркало, висевшее на стене у окна.

– Побойся Бога, Губерт, что ты делаешь? – с рыданиями выкрикнула старушка. – Пожалей нас с Софией! Подумай о моей старости! Подумай о своей несчастной сестре!

В первое мгновение Губерт готов был вспылить, но слезы престарелой матери, по-видимому, тронули его. Кроме того, в дверях показалась София, которую привлек грохот выстрела. Бедняжка ничего не могла разглядеть и в отчаянии звала то мать, то брата.

– Сын мой, милый мой сын! – запричитала, вся в слезах, старая женщина, заключая Губерта в материнские объятия. – Что же ты хотел с собой сделать? Господь надоумил меня появиться вовремя. Господь помог мне предотвратить несчастье. Да будет благословенно Его святое имя!

– Оставь меня, мама, – торопливо и угрюмо ответил Губерт, – прошу тебя, оставь меня одного.

– Ты все еще хочешь совершить это страшное несчастье? – со слезами на глазах спрашивала мать. – Неужели мне суждено видеть моего сына, павшего от собственной руки? Дай мне сперва самой закрыть глаза, чтобы не дожить до такой беды.

– Сжалься, Губерт! – умоляла София, заламывая руки.

– Что вы ко мне пристали, ведь ничего не было! – сказал Губерт, отстраняя мать и сестру. – Чего вы тут плачете и кричите? Я не могу этого слышать!

– Сын мой, я не переживу такого несчастья, это разобьет мое старое сердце.

– Пожалей хоть нашу бедную мать! – запальчиво выкрикивала София. – Неужели ты хочешь, чтобы горе и нужда разом посетили наш дом?

– Памятью твоего отца заклинаю: не смей накладывать на себя руки, не совершай этого страшного греха, – произнесла старая мать, немного успокоившись, но таким угрожающим тоном, что Губерт слегка отпрянул, пораженный.