Вся одежда ее состояла из лохмотьев. Из-под ветхого платка, покрывавшего ее голову и тощую, жилистую шею, выбивались жидкие пряди спутанных седых волос. Худое, сморщенное лицо цветом своим напоминало медь. Бруно, сжалившись над бедной старушкой, полез в карман за милостыней.
– Сколько вам лет? – спросил он.
– Право же, и сама не знаю, мой пригожий молодой господин. Куда это вы идете? Верно, в замок? – спросила нищая, с благодарностью принимая от молодого человека монету и проворно кладя ее в карман.
– Нет, не в замок, – отвечал Бруно.
– А я уж думала, что туда. Там теперь такая кутерьма. Богатым ведь все дозволено, – произнесла старуха с такой неподдельной горечью, что Бруно невольно взглянул на нее и стал прислушиваться к ее словам. – А нашему брату приходится всю жизнь голодать и просить милостыню. Да, пока жива была покойная госпожа, старая Лина могла ходить туда каждый день и никому не мешала, а теперь…
– Что же, разве теперь там стало иначе?
– Совсем иначе. Теперь там хозяйничает сущая ведьма. Пригожий молодой господин, вероятно, не знает этого.
– Нет, ничего не знаю. А что вы хотите сказать?
– Это тайна, – отвечала старуха, нагнувшись к самому уху Бруно. – Нынешняя графиня – не женщина, не человек, она высасывает кровь из тех, кто стоит ей поперек дороги, все они должны умереть. И они вовсе не замечают, как мало-помалу тают, приближаясь к смерти, не замечают даже и ту, кто отнимает у них жизнь. Почему бы ей когда-нибудь не попробовать высосать кровь из меня? – продолжала старуха прежним тоном, скаля зубы. – Но, должно быть, я ей не по вкусу. И слава Богу.
– Не женщина, не человек… – улыбаясь, повторил Бруно. – Что за истории случаются у вас в Варбурге? Внизу у моря появляется старый Вит, наверху в замке – графиня-вампир…
– Да, старый Вит – это тоже одна из тайн замка, – важно заметила старуха, сопровождая свои слова многозначительным жестом. – С него-то все и началось. Он был правой рукой покойного графа и вот в конце концов стал графине поперек дороги. И первым оказался ее жертвой. Всегда был здоров, а тут вдруг захворал, стоило ей появиться в замке, и вынужден был убраться оттуда. Он выглядел тогда так, будто в жилах его не осталось ни кровиночки – она все высосала.
– Гм! – вырвалось у Бруно, с трудом скрывавшего недоверчивую улыбку, которая так и просилась ему на уста.
Рассказ старухи, несмотря на всю свою фантастичность, все-таки заинтересовал его. Бруно придерживался того мнения, что во всякой лжи всегда есть доля правды. Вот эту-то крупицу истины и хотелось ему раскопать в тех нелепых обвинениях, которые народное суеверие возводило на графиню Камиллу.
– Разве старый Вит что-нибудь говорил об этом? – спросил он старуху.
– Никогда ничего не говорил. Но он и не чувствовал, что из него пьют кровь, и другие ничего не чувствовали. Но все старые люди знают, что это – правда. А посмотрите на нее – она красива, но всегда бледна как смерть. Жалко мне юную госпожу, дочку покойной графини, царство той небесное.
Упомянув покойную графиню, старуха выпустила из рук посох, отложила в сторону хворост и набожно перекрестилась.
– Почему это вы жалеете молодую графиню? – встревожился Бруно. – Разве ей что-нибудь угрожает?
– Теперь наступает ее очередь. Так-то. Раньше графиня не смела к ней подступиться, и девочка была в безопасности. Но недавно ей исполнилось шестнадцать лет, и графиня скоро примется за нее.
– Знаете что, милая, – строго сказал асессор, – вы ведь выдвигаете тяжелое обвинение против графини. Чем вы можете подтвердить свои слова?
– Я вовсе не делаю из этого тайны, да и любой здесь подтвердит. |