Арест Абеля подлил масла в пламя настроений: «Бей красных!»

Послевоенные шпионские процессы, затронувшие компартию и прочих «левых» и приведшие к разгулу маккартизма, еще не были забыты, правда, в деле Абеля был свой экзотический момент, уникальный для США: перед судом стоял не местный гражданин, завербованный разведкой КГБ, а живой кадровый полковник КГБ, долгие годы живший под разными фамилиями, имевший художественную мастерскую в Бруклине (там заодно была и фотолаборатория, Абель был мастером по изготовлению микроточек), занимавшийся радио  и фотоделом.

Ознакомившись с вещественными доказательствами, адвокат схватился за голову: в карандашах и куске эбенового дерева, найденных при обыске, оказалась микропленка с письмами от родных Абеля на русском языке, расписание радиосеансов с Центром и коды. Полковник только развел руками, когда Доновэн высказал ему все свое недоумение бывшего профессионала, – такие проколы не случаются даже в самых фантастических американских бестселлерах, не говоря уже о чекистских сагах, где герой действует четко и выверен но, как автомат, и всегда добивается успеха благодаря вере в партию и близости органов к трудящимся.

Хорошо это или плохо, но горячее сердце может прекрасно биться и без холодной головы – разве не великое счастье перечитывать письма от родных? Разве это чтение не сглаживает одиночество и не помогает жить той тяжелой двойной жизнью, на которую обречен нелегал? Но вот насчет кодов и расписания… Конечно, лучше хранить в тайнике, где нибудь на поросшем зеленью кладбище.

А если начистоту, то любой нелегал знает, что уж если нашли повод для его ареста, то он увесист, и контрразведка все равно раскрутит все по максимуму, как ни скрывай концы. Не случайно ведь при аресте его назвали полковником. Так и оказалось.

Абеля завалил коллега и помощник, подполковник КГБ Рейно Хайханен, живший в Нью Йорке под фамилией Маки.

Ни у американцев, ни у Абеля (а потом и Центра) не существовало двух мнений об этом русском финне, который работал в НКВД уже во времена советско финляндской войны: типичный алкоголик, несколько раз попадавший в полицию за хулиганство (лупил жену финку, в которую был влюблен и с которой делил свою заставленную бутылками нью йоркскую квартиру; другая, тоже законная и с ребенком, вздыхала по нему в Союзе) и за управление автомобилем в пьяном виде, человек с интеллектом ниже среднего, так и не освоивший толком английский язык.

Абель почти сразу же раскусил, что Хайханен ему не помощник, и не раз высказывал ему (естественно, в деликатной форме, не обостряя отношений и не ставя тем самым под удар дело) свое недовольство его работой и образом жизни (сам полковник скорее относился к категории аскетов).

Но, несмотря на всю тонкость «воспитательных бесед», Хайханен, видимо, почувствовал, что по просьбе начальника его могут оторвать от любимой блондинки и теплого места в Нью Йорке, с позором вернуть в родные пенаты, а там, воссоединив с семьей, отправить куда нибудь подальше, в лучшем случае в райотдел Карельской АССР для обслуживания заезжих туристов.

Этот личный момент, усугубленный спиртным и планами семейного счастья с красавицей финкой, по видимому, и сыграл роковую роль в предательстве Хайханена, добровольно предложившего свои услуги ФБР. Финал его был предопределен – через несколько лет он окончательно спился и погиб в автокатастрофе.

Судебный процесс над Абелем являлся уникальным во всех отношениях и не имел прецедентов в американском судопроизводстве.

Адвоката Доновэна «промывали» в прессе и причисляли к «красным», со всех сторон сыпались на него угрозы. Коллеги не понимали, зачем он взялся за столь щекотливое дело. Пункты обвинения звучали достаточно жестко и сулили невеселую перспективу электрического стула: Абеля обвиняли в шпионаже, направленном против США, в передаче информации о национальной обороне США, ну и, конечно, в незаконном пребывании в стране.