- Знаешь, Тина, - сказала, когда остались вдвоем в антонидиной комнате, - один мой приятель влюбился в твой портрет. Представляешь? Честное слово! Чистая, говорит, "Парижанка"... Сходство и в самом деле поразительное. Можешь гордиться.

 - Чем? Сходством?

 - Производимым впечатлением. Жаль, что про твой разлюбезный Крит у нас и слыхом не слыхивали, а то бы отбоя не было от женихов, - Марго рассмеялась и прямо в шубе рухнула на диван. Потянулась всем телом, самодовольная, сытая, и, скинув туфельки, бесстыдно раскинула ноги.

 - Ты, никак, хватила, подруга! - Антонида всплеснула руками, уловив запах перегара, который не могли заглушить французские духи.

 - Есть немного... А у тебя, случайно, ничего не найдется?

 - Не добрала?

 - Принеси водочки.

 Пришлось выпить с ней пару рюмок под колбаску и пикули, что достали тут же из ящика.

 - Откуда ты такая? - спросила Тина, невольно любуясь золовкой.

 - Какая - такая? Осуждаешь, небось?

 - Ни в малейшей степени.

 - Представь себе - из парикмахерской. Там же и перехватила слегка, чтобы, значит, снять напряжение. Больно день шамутной, - она вновь издала короткий смешок.

 - Ой-ли? "Тройной", что, ли пила в парикмахерской? От тебя виски разит за версту!

 - Угадала, - с видом нашкодившей девочки согласилась Марго, "Балантайн" без содовой и без закуски. Гостиница "Москва": на втором этаже парикмахер, на верхотуре бармен. Классный мужик... Как меня постригли?

 - Прическа - блеск и виски подходящий. Ублажил тебя твой классный...

 - Но-но! - Марго отрицательно повела пальчиком. - С обслугой? Уволь. И воще, чтоб с такой головкой да в койку? Ни-ни! Хоть немного похожу человеком... Если хочешь знать, я предпочитаю днем - в сочетании с хорошим обедом. Сперва в кабак своди, а там...

 - Тебе видней, - смешалась Антонида. Все было яснее ясного.

 - Не возражаешь, если я вас познакомлю?

 - Это еще зачем?

 - Пусть полюбуется оригиналом. Сначала портрет, потом оригинал. Мне не жалко - пжалс-ста!

 Водка определенно возобладала над благородными парами национального напитка шотландских горцев.

 - Портрет? Ты его сюда приводила?

 - Не к себе же... Тебя не было, papa на даче. За белье можешь не волноваться: спроворила. Кому убыток?

 Антонида вновь не нашлась, что ответить.

 Знакомство состоялось через месяц или чуть позже в ресторане ЦДЛ, куда у Марго был постоянный пропуск. Не то чтобы она увлекалась литературой или, упаси Боже, пыталась писать, просто ей нравилось бывать на мероприятиях, о которых говорят: творческий вечер Окуджавы, встреча с редколлегией "Нового мира"... Санины сослуживцы, из прогрессистов, больше питались сплетнями, а она могла при случае врезать фактом. Тина сама была свидетельницей, как досталось одному поклоннику клеветнического памфлета "Челюсти саранчи".

 - Белка (это про Ахмадулину)? Ну, и я с ней пила! А что такого? Вы, что ли, не надираетесь до положения риз? Знаю я эти междусобойчики в Сандунах!

 Климовицкий не произвел особого впечатления, но сама мысль о том, что рядом сидит человек, который спит с женой брата, возбуждала беспокойно-притягательное волнение. Казалось бы, Антонида должна была ощущать неприязнь к ним обоим, а ее томило сладостное, тягучее и темное, как патока, соучастие. Он пытался острить, не всегда удачно, провозглашал лестные тосты, отпускал комплименты и вообще ухаживал с подчеркнутой галантностью. Стол, надо отдать должное, получился отличный: цельные камчатские крабы, горячие калачи с осетровой икрой, стерлядка на винном пару - чего только не было. Власть умело подкармливала писателей.