|
В окнах вместо слюды или бычьих пузырей - стекла! Всамделишные! Таких домов на все Запруды было-то три штуки: у войта, у Штефана и у Адама Шлоссерга - известного богатея, который держал аж семерых работников, ездил на ярмарку в Шельд и даже в сам Хенинг: возил пеньку, мед, деготь и воск. Последний год Адам щеголял в куцем тапперте да панталонах с бантами, жену побоями заставил вместо честного чепца носить богемский гугель с пелериной, а весной привез себе из города длинный плащ с рукавами и на крючочках.
Обнову Адам гордо именовал «пальто». Народ от смеха давился, когда, нацепив свое «пальто», он задирал нос, глядя на односельчан свысока. Сейчас Вит тоже смотрел свысока, но в прямом смысле слова. Упасть он не боялся: забирался и повыше. Только вдруг окошко на щеколде? Хорошо бы открытым оставили. Тогда он прямиком в мамкину комнату попадет. Никому не узнать, что в доме гость побывал. А мамка не выдаст - это уж точно! Придерживаясь одной рукой за стену, другой он ухватился за резной наличник. Дернул на себя. Сперва легко, потом сильнее. Заперто! Или дерево от дождя разбухло, просело, вот и заклинило? Он попробовал еще раз, но тут внутри, за стеклом, мелькнула грузная тень. Ничего предпринять мальчишка не успел: в следующий миг стукнула щеколда, ставни со скрипом распахнулись. Вит потерял опору, судорожно взмахнул руками… И непременно полетел бы вниз, если бы сильные руки не схватили его за запястья, втянув в дом. - Чш-ш-ш! - приложил палец к губам дядька Штефан, опустив «гостя» на пол. - Не ори! Весь дом перебудишь… Вит прикусил язык. Быстро окинул взглядом комнату: матери здесь не было. Видать, внизу уложили. Раздумали, хворую да избитую, по лестнице тащить. Однако Штефан понял его взгляд превратно. - Обожди стрекача задавать, - щека мельника криво дернулась. - Успеешь. Садись. Растерявшись от такого поворота событий. Вит едва не сел прямо на пол. Нашарил табурет, примостился на самый краешек, готовый в любой миг сигануть в окно. Второй этаж?! Плевать! Мельник между тем не торопясь закрыл ставни. Чиркнул огнивом, затеплил свечу в железном держальце. Сел напротив Вита: кровать жалобно застонала. - Как… как мамка? - глядя в пол, тихо спросил парнишка. - Оклемается. Секли ее: от сердца. На спину глядеть тошно. Там ее мази в горшочках томились… Пользуем помаленьку. - Дядя Штефан… Мне б мамку!.. одним глазиком… - В бега податься решил? Прощаться явился? - безошибочно угадал мельник. Вит только молча кивнул. - Увидишь мамку. Потолкуем по душам - и сходим к ней. Спит она сейчас. Едва-едва забылась. К чему будить? Ты мне лучше вот что скажи, убивец: далеко надумал? Отпираться? зачем? Да и никакой угрозы в сиплом басе Штефана мальчишка не чувствовал. Даже наоборот. Сочувствие и понимание, совершенно несвойственные мельнику. - Не знаю еще, дядя Штефан. Бродяжить стану. Или в батраки. Или… Поколебался: говорить или нет? А, была не была! - Или в разбойники! Поначалу Вит даже не понял, что мельник хохочет. Штефан делал это беззвучно, стараясь не всполошить спящих. Кряжистое тело мучительно сотрясалось, кровать с отчаянным скрипом ходила ходуном. - Разбойник! Ну, насмешил! - выдавил наконец мельник. - Дурень ты, как есть дурень! Мальчишка виновато развел руками: таким, значит, уродился. |
