-  Ты говоришь об этой потерявшей стыд женщине в мужском платье? - сказал он, повернувшись в сторону застывшей на месте Матильды. - Она недовольна тем, что я приказал своим холопам ее…

    Он не успел договорить, француженка с отчаянным криком как тигрица бросилась на него и располосовала лицо ногтями.

    Погожин вскрикнул и, защищая глаза, шарахнулся в сторону, не удержался и опять повалился в грязь. По-моему только это и спасло его от обезумевшей фурии. Он уже лежа на земле, успел закрыть лицо руками и закричал почему-то женским голосом:

    -  Помогите, убивают!

    -  Подлец! Негодяй! - выкрикивала Матильда, готовая, не пожалев своего мундира, броситься за ним в грязь, только бы добить.

    -  Погоди, что ты делаешь, - схватил я ее за руки и оттащил в сторону. - Зачем тебе марать об него руки, мы его будем судить по всем правилам.

    -  Я сама хочу его убить, не мешай мне! - кричала она, яростно вырываясь.

    Пришлось держать ее в объятиях, пока она не успокоилась. За это время Павел Петрович уже немного пришел в себя и рассматривал свои руки запачканные землей и кровью.

    -  Эй, Иван, - окликнул я лакея. - Возьми веревку от шатра и свяжи барина по рукам и ногам!

    Лакей дико на меня посмотрел и попятился.

    -  Ты, что не слышал, что я приказал! - рассердился я. - Хочешь оказаться на его месте?

    -  Я, барина, по рукам и ногам? - испуганно переспросил он. - Самого барина?!

    -  Самого, черт тебя побери! - закричал я, начиная терять терпение. - Что ты стоишь как столб! Неси веревку!

    -  Я, я, я, - говорил испуганно лакей. - Нешто можно такое сделать! Все беды от грамотности!

    К чему он это добавил, было совершенно непонятно. Мы с Матильдой строго смотрели на него, даже не пытаясь выяснить, чем ему так не угодила грамотность, ждали, когда принесет веревку. Он, с трудом передвигая ноги, подошел к палатке поднял моток и остановился на месте.

    -  Чего стоишь! - грозно сказал я, вытаскивая пистолет. - Вяжи барина!

    Бедняга лакей, не имея мужества ослушаться грозного солдата, жалко улыбнулся поверженному господину и сделал в его сторону несколько шагов.

    -  Ванька, подлец, запорю! - крикнул тот. Лакей замер на месте, широко открыл рот и начал жадно глотать воздух. Мне уже стало его жалко, но отменить приказ я не успел. Он пошатнулся, выронил из рук веревку, и медленно опустился на землю. Глаза у него закатились, а тело начало бить дрожь. Когда я подошел, он был уже мертв. Видимо у него не выдержало сердце и разорвалось между долгом и страхом.

    -  Изверги, будьте вы прокляты! - шипел Павел Петрович, пока я связывал ему руки и ноги.

    Когда с неприятной процедурой было покончено, между Матильдой и мной, начался спор, где хранить драгоценное тело барина. Она настаивала, что просто на земле, я из почтения к возрасту, на его же стуле. Погожин в дискуссии не участвовал, потому что внезапно потерял сознание.

    Я проверил его пульс, он был только немного учащенным, и закралось подозрение, что он просто прикидывается.

    Впрочем, умереть от апоплексического удара было бы благом для него самого и выходом для меня. Проявлять к этой чертовой твари милосердие я не собирался, как и не хотел марать руки казнью.

    -  Ладно, пусть лежит на земле, раз он все равно без памяти, - сказал я.