За неимением другого обвинителя, я взял обязанности прокурора на себя. Откашлялся и громко, чтобы все слышали, сказал:

    -  Крестьяне, вы все знаете этого человека!

    Собрание загудело и несколько наиболее активных участников, крикнули из толпы:

    -  Знаем, это наш барин!

    -  Он запятнал себя человеческой кровью, и мы выдаем его на ваш суд, - продолжил я. - Как вы его рассудите, так с ним и поступим. Кто хочет пожаловаться на его жестокость?

    Я замолчал, молчало и собрание.

    Кажется, никто не хотел высовываться первым. Чтобы подтолкнуть действие, я показал на нашего проводника.

    -  Это крестьянин вашего уезда. У него по приказу барина, распяли брата. Тот умер в мучениях на кресте. Дормидонт, иди сюда и расскажи людям, как было дело!

    Проводник смутился и начал пятиться, собираясь спрятаться в толпе. Но на нем сосредоточилось общее внимание, крестьяне расступались, чтобы он оставался на виду. Тогда проводник повернулся к нам спиной и собрался убежать.

    -  Дормидонт! - остановит я его. - Ты это что? Ты же за этим сюда пришел!

    Такого развития событий я не предвидел и обругал себя за глупость. Зачем было нужно устраивать этот суд, и принуждать привыкших к неволе и послушанию людей принимать решения. С другой стороны это было их дело, защищать свою жизнь. У нас с Матильдой к Погожину-Осташкевичу были собственные претензии, которые мы в любом случае заставим его оплатить.

    -  Дормидонт! - приказал я, - иди сюда.

    Проводник, преодолевая себя, медленно подошел.

    -  Этот человек приказал своим слугам убить твоего брата? - громко спросил я.

    Дормидонт растеряно посмотрел на толпу и развел руками. В тот момент, я сам его едва не прибил. Выбора у меня не осталось, нужно было как-то завершать суд.

    -  Значит, это был не он? - поставил я вопрос по-другому.

    -  Он, кровопивец, ваше сиятельство, - впервые подал голос мужик, - кроме него больше некому. Прибили мальчишку гвоздями, как Спасителя, да заморили на кресте до самой смерти!

    Толпа зашумела, а я обратился к Павлу Петровичу:

    -  Что вы на это скажете?

    -  Я впервые вижу этого человека и никогда не слышал большей напраслины! - громко ответил он. - Кто тебе сказал, что это я убил твоего брата? - напрямую обратился он к Дормидонту.

    Тот растерялся и сморозил явную глупость:

    -  Люди сказывали!

    -  Люди говорят, что в Москве курей доят, а коровы яйца несут, - набираясь уверенности и напора, воскликнул барин. - Ты этому тоже поверишь?!

    -  Так убили же Ванюшку, - тихо сказал Дормидонт. - Мукой страшной убили…

    -  А я то тут при чем? Мало ли где кого убили! - праведно возмутился благородный старец, - Ты еще скажи, что я Москву сжег!

    Собрание одобрительно загудело, поддерживая своего помещика. Стало понятно, что Погожин-Осташкевич защищаться умеет лучше, чем крестьянин обвинять. Даже знающим зверства помещика крепостным, обвинения незнакомого мужика показались несерьезными.

    -  Ладно Дормидонт, пока отойди, - решил я, чтобы окончательно не испортить дело.