Воды мы ему не дали, ее просто не оказалось в наличии, но как компромисс, посадили на стул. Связал я его не очень крепко, только так чтобы он не убежал, и не нужно было его охранять. Павел Петрович поерзав, угнездился на стуле и даже попытался завести с нами разговор.

    -  Зря вы считаете меня нехорошим человеком, - сказал он. - Я всегда поступал по совести и справедливости, согласно долгу и присяге.

    Говорить с ним на морально-этические темы было пустой тратой времени, все равно каждый остался бы при своем мнении, но вот понять, зачем он травил и убивал совершенно незнакомых людей, было интересно.

    -  Меня интересует, не то, как вы убивали людей, думаю, это дело рук покойного колдуна, но зачем вы это делали? - спросил я.

    -  Не нужно было без спроса входить в чужое имение, - не задумываясь, ответил он.

    О святости собственности он уже упоминал, поэтому пришлось построить вопрос по-другому:

    -  Если вам так дорого ваше имение, почему вы не поставили там сторожей. Те же две женщины, что там жили, могли его охранять.

    Погожин-Осташкевич задумался, потом все-таки нашел ответ:

    -  Каждый должен понимать что должно, а что не должно делать!

    -  Ну, если так рассуждать, то я вас сейчас могу зарезать со спокойной совестью, потому что вы поступали не так, как считаю я должен поступать русский дворянин, к тому же православный.

    -  Это совсем другое дело! - заволновался он. - Зачем вам меня убивать, моя жизнь и так настоящий ад!

    -  Может быть, но ад достаточно комфортный, - возразил я.

    Он, кажется, не понял последнего слова, но смысл уловил правильно, потому что пояснил:

    -  Тело мое может быть, и пребывало в неге, но душа давно опустилась на самое дно ада!

    -  Это отчего же так? Продали душу Дьяволу? - с любопытством поинтересовался я.

    -  Ничего я Дьяволу не продавал, но когда Господь лишил меня моего единственного сына, а потом жены, моя душа опустилась в преисподнюю! Может быть, я так мстил судьбе и людям за потерю самого дорогого, что у меня было в этой жизни, - патетически воскликнул он, как и большинство негодяев, находя подлость не в себе, а в окружающих.

    Я вспомнил неоконченный рассказ Сеславина о сыне старика и не удержался от подколки:

    -  А мне говорили, что непомерной жестокостью вы сами погубили своего сына!

    Если бы я знал, что он на это так отреагирует, то удержался бы от бессмысленной жестокости.

    -  Это ложь, ложь! - закричал он так громко, что к нам подбежала Матильда. - Я не губил своего Мишеньку! - договорил он едва слышно, после чего у него началась истерика.

    Глава 20

    Крестьяне собрались в лагере ближе к обеду. Постепенно приходили из леса маленькими группами, по два-три человека, молча смотрели на связанного барина, мертвого лакея, крестились и отходили. Ни одного пойманного опричника с ними не оказалось, и чувствовалось, что, и бунтарский дух как-то угас. Даже недавний кандидат в предводители «восстания», парень с соломенным волосами, не поднимал глаз и все время набожно крестился.

    Изменения в их поведении разъяснил наш проводник Дормидонт. Оказалось, что мужикам удалось-таки поймать нескольких опричников, но привести их сюда живыми не получилось. Разгоряченные праведным гневом, они их просто всем миром забили до смерти. Сразу стало ясно, отчего они вдруг стали таким смирными, видно, боялись и божьего гнева и человеческого суда.