Изменить размер шрифта - +
Он, говоря, книжным языком, олицетворял собой тип Большого Российского начальника, обычно расслабленного дурака и чванливого неуча, примитивно хитрого и бессовестного, только что и умеющего, с апломбом оракула изрекать прописные истины.

    Теперь наблюдение за противником вела Матильда, и я чувствовал, как в ней все больше накапливается ярость.

    -  Успокойся, - попросил я, - скоро уже начнем.

    -  Пьет и курит! - возмущенно прошептала она, будто в этом было главное преступление Павла Петровича.

    -  Пусть перед смертью потешится, будем считать, что это его последнее желание.

    То, что наша скорая встреча кончится для Погожина-Осташкевича трагически, я не сомневался. Каким бы противником смертной казни я не был, этого гада приговорил, что называется без права на амнистию и помилование.

    Скоро снаружи послышались глухой стук.

    -  Слуга ставит шатер, - сообщила Матильда.

    -  Дай посмотреть, - попросил я, оттесняя ее от щели.

    Действительно, верный холоп, вколачивал в землю колья для палатки. Опричников не было ни видно ни слышно и я решил, что пока оба «фигуранта» находятся рядом, можно начать запланированную встречу.

    -  Ты пока останешься здесь, - попросил я Матильду. - Если что, стреляй, а я пойду знакомиться.

    Я проверил пистолеты и выполз из шалаша. Мое внезапное появление произвело на собравшихся однозначно шокирующее впечатление.

    Холоп Ванька распрямился, опустил руку с топором, которым вколачивал кол, и уставился на меня как на привидение.

    Павел Петрович повернулся, не вставая со своего стула, и тоже смотрел на меня во все глаза. Уланская форма ввела его в роковое заблуждение, и он спросил по-французски, кто я такой.

    -  Qui eies-vous, monsieur l'officier?

    От того, что он назвал меня офицером, а не вахмистром, я почему-то не растрогался, да и говорить с ним предпочел на русском языке.

    -  Ваш поклонник, господин Погожин-Осташкевич, давно мечтаю с вами встретиться! - безо всякой позы, тихим голосом, объяснил я.

    То, что я назвал его по фамилии, кажется, удивило Павла Петровича даже больше, чем то, что француз заговорил по-русски.

    -  Разве мы знакомы? - несколько растеряно, спросил он, внимательно меня рассматриваю. - Я вас что-то не припомню…

    -  Мы действительно близко не виделись, - подтвердил я, - но знакомы заочно, это я застрелил вашего приятеля-чернокнижника!

    Погожин окаменел лицом, вонзил в меня острый как кинжал взгляд и даже подался вперед, чтобы навек запечатлеть в памяти своего главного врага.

    -  Вы, ты! Как ты посмел, предстать перед мои очи! Да я тебя, мерзавца! - залопотал он, шаря рукой по поясу, видимо в поисках оружия. Оружия у него не оказалось, тогда он срывающимся голосом, приказал лакею. - Ванька, руби этого мерзавца!

    Лакей, удивленный моим появлением не меньше своего господина, посмотрел на меня с нескрываемым ужасом и выронил из руки топор. Павел Петрович метнул в него грозный взгляд, но тот уже пятился, намереваясь, как можно быстрее оставить нас вдвоем.

    -  Стой где стоишь, а то пристрелю, - сказал я Ваньке, взявшись за рукоять пистолета. Тот усиленно закивал головой и застыл на месте.

    Не могу сказать, испугался ли Погожин, он, похоже, умел держать себя в руках, и когда прошло первое удивление, заговорил, уверено, даже с легким презрением:

    -  Что тебе от меня нужно? Ты знаешь, против кого пошел?!

    -  Представляю, - ответил я, и сделал знак Матильде, что она может выходить.

Быстрый переход