Главным победителем, как это ни странно, оказалась Матильда.

    Не знаю, что ее подвигло на ратные подвиги, мужская одежда или сабля в руке, но лишь только появились барские прихвостни, она первой бросилась на них, и одного ранила саблей. Потом завела криками остальных женщин, и те показали опешившим мужикам, что значит разгневанные матери, защищающие своих детей!

    Пока крестьяне горячо обсуждали происшествие, сама героиня скромно стояла в сторонке, давая возможность поклонникам воздать ей хвалу. Я, единственный знавший ее пол, был, пожалуй, удивлен больше других. Одно дело выстрелить из пистолета и совсем другое, зарубить противника саблей.

    -  Как тебе это удалось? - спросил я, когда возле нас никого не оказалось.

    -  Подумаешь, невидаль, - пожала она плечами - Если бы они не убежали, тут бы лежали и остальные.

    -  Большому кораблю - большое плаванье! - сказал я не без скрытой иронии. - Но, в любом случае, ты молодец. Теперь опричников осталось здоровыми тринадцать - четырнадцать человек и мужики перестали их бояться.

    -  А как у вас дела? - спросила она. - Говорят, ты кому-то отрубил руку?

    Мне не хотелось рассказывать о своем случайном «подвиге», потому я ограничился утвердительным кивком.

    -  Нужно скорее кончать с Погожиным-Осташкевичем, - принимая позу гордой уверенности, сказала она. - Если он поймет, что остался без дружины, попросту отсюда сбежит.

    -  Не думаю, он для этого слишком самолюбив. Мне кажется, он будет бороться до конца.

    На этом разговор прервался. К нам подошли трое «членов совета». Мужики были возбуждены, лихорадочно активны и без толку размахивали руками. С надрывом сообщили, что собираются обыскивать лес. Похоже, что осторожного, умеренного Николаевича оттесняли от власти более радикально настроенные крестьяне. Теперь, когда власть барина и «опричников» пошатнулась, сразу нашлись желающие, подобрать ее не без пользы для себя.

    «Король умер, да здравствует король!» Будь у меня, как у интеллигентов конца девятнадцатого века, умильное почтение к простому человеку только потому, что он ходит в лаптях и не знает грамоты, может быть, я бы и обрадовался такому быстрому росту самосознания у народных талантов. Но в отличие от тех интеллигентов, я не идентифицировал своего отличия от мужиков только потому, что больше них знал и умел. К тому же, во времена гражданской войны видел, к чему приводит власть зарвавшихся хамов.

    -  Вы нам должны помочь! - напористо распоряжался молодой мужик с соломенными волосами, космами торчащими из-под шапки. Он смотрел требовательно и, пожалуй, нахально, больше не величая нас ни «сиятельствами» ни «благородиями». Будь крестьяне чуточку смелее вчера, я бы, может быть, и промолчал, но еще помнил их вчерашнюю рабскую робость и не собрался терпеть сегодняшний рабский беспредел. Мне совсем не улыбалась перспектива бегать у соломенного активиста под началом, как и участвовать в народном бунте.

    -  Если будет нужда, почему не помочь, - лениво сказал я.

    -  Ну, ты, это того! Много о себе воображаешь! - на старых дрожжах возбуждения, взвился соломенный. - Вас двух, а нас сила! Да я только слово скажу!

    Мне очень не хотелось затевать свару со «стихийным лидером», потому я просто вытащил из ножен саблю и пару раз со свистом прокрутил у него над головой, а он, чтобы не остаться если не без головы, то без шапки, послушно приседал. Мне показалось, что намек вожаки восстания сразу поняли и с поклонами удалились.