Я первым делом начал перезаряжать второй мушкетон. С огневым запасом и пулями у нас уже была напряженка, так что приходилось экономить, и пороха я всыпал в ствол вполовину меньше, чем раньше. Лежа забивать в ствол шомполом пули было неудобно, но высовываться из-за бревна я не рисковал. Ратники между тем ничем себя не выдавали, не стреляли и не показывались из леса, тишину криками нарушал только раненый. Он катался по земле возле костра, зачем-то пытаясь снять с себя армяк. Еще двое раненых молча ползли вслед за сбежавшими товарищами. Командир в высокой шапке упал прямо в костер, и на нем начинала дымиться одежда.

    Мы с Дормидонтом все-таки перезарядили мушкетоны, и теперь я мог спокойно наблюдать за «развитием» боя. Обе стороны затаились и ничем не выдавали своего присутствия. Между тем быстро темнело. Уже дальний от нас край поляны, за которым скрылись в лесу «опричники» начал растворяться в серых вечерних красках. Освободившийся от армяка раненный почему-то пополз не вслед за товарищами, а прямо на крестьянскую засаду. Что с ним там стало, нам видно не было, но крик его резко оборвался. Потом ярко вспыхнула одежда на убитом командире, костер взметнул вверх фейерверк искр, и отвратительно запахло горелым мясом.

    Я все не мог определиться кому больше на руку наступающая ночь, нам или противникам. Решил, что все-таки нам, крестьяне знают этот лес, а «опричники» попали сюда впервые. Сзади раздался шорох. Я обернулся. Низко пригибаясь к земле, к нам крался Николаевич. Он был уже рядом, когда с противоположной стороны в лесу раздался выстрел, и пуля глухо ударила в березу шагах в пяти от нас. Мужик как подкошенный упал на землю и жалобно спросил:

    -  Меня не убили?

    -  Не убили, - успокоил я. - Ну, как там ваши, очень боятся?

    -  Вот я страху-то натерпелся! - не отвечая на вопрос, пожаловался Николаевич. - Ты, ваше благородие, видел, как он в меня жахнул?! А пуля как засвистит!

    -  Видел, ты настоящий герой! - соврал я. - Ну, и что мы дальше будем делать? Теперь придется ваших опричников по всему лесу ловить!

    -  Не, они еще объявятся, - успокоил он. - Барина-то они побольше нас боятся. А Фильку Бешеного ты хорошо успокоил, вон, смотри, он уже в аду горит!

    Такая прямолинейность в понимании геенны огненной меня умилила.

    -  Он у них был за старшего? - уточнил я. Мужик кивнул. Со стороны «опричников» опять выстрелили, и пуля провизжала высоко над головами.

    Николаевич вжал голову в плечи и поделился впечатлением:

    -  Пугают!

    -  Эй, мужики! - закричал какой-то человек нарочито грубым голосом. - Лучше покоритесь! Смотрите, барин вас за самовольство не похвалит!

    -  Кто это? - спросил я крестьянина.

    -  Кондрат Рябой, - ответил он. - Первый после Фильки душегуб, любит на бабах ездить!

    -  Это как так ездить? - заинтересовался я, не поняв глубины мужицкой аллегории. По большому счету, какой нормальный мужчина этого не любит!

    -  Обыкновенно, запряжет в телегу и ездит! Такой баловник, что не приведи Господи! Сядет на облучок в красной рубахе, заставит баб рубахи поднять, а сам их кнутом по ж…м охаживает.

    -  Ни фига себе, у вас, что, здесь все извращенцы?! - воскликнул я.

    -  Чего говоришь у нас? - не понял Николаевич.