-  Пейте, потом сами поймете, - сказала француженка, скаля зубы в хищной улыбке.

    -  Но я, - начал говорить помещик и мне показалось, что он собрался оказаться от угощения, однако, посмотрев на серьезные, сосредоточенные лица мужиков, проглотил конец фразы и послушно пригубил напиток.

    Все, кто был свидетелем этого действия, неотрывно смотрели на него, похоже, надеясь, что произойдет какое-то чудо. Однако с Павлом Петровичем ничего не случилось, и он отпил еще несколько глотков.

    -  Откуда здесь такое прекрасное вино? - спросил он, возвращая недопитый кубок.

    -  Из ваших подвалов, - объяснил я.

    -  Странно, почему мне его никогда не предлагали, - удивился помещик. - Какой тонкий, благородный букет… Нужно будет сказать эконому…

    Я увидел, как с помещиком начало происходить что-то странное. Его прозрачные, холодные глаза покраснели, сделались старческими, беспомощными и стали набухать слезами. Он прямо посмотрел мне в лицо и, совсем неожиданно, улыбнулся детской, ласковой улыбкой, после чего тут же заплакал. Я немного отступил в сторону, не представляя, что он может сделать в следующую минуту.

    -  Как ты вырос мой мальчик, - нежно сказал он, смущенно отирая мокрые щеки тыльной стороной ладони, - стал совсем мужчиной. Как же я долго тебя ждал!

    Теперь я понял, что отравленное вино подействовало и у Павла Петровича начались галлюцинации.

    -  Пойдем со мной, я отведу тебя к матушке, вот уж кто обрадуется, - говорил он, намереваясь взять меня за руку.

    Я сначала хотел отойти, но потом все-таки, протянул ему руку.

    -  Пойдем скорее, она тебя заждалась, все глаза выплакала. Почему ты так долго не возвращался, - говорил он и потянул меня в сторону костра.

    Скоро мы подошли к самому огню. Костер был большой, жаркий, мужики в лесу дров не жалели и набросали в него кучи сушняка.

    -  Вон матушка тебе из окна улыбается, - продолжил он, показывая на самые высокие языки пламени. - Пойдем скорее, не будем заставлять ее ждать…

    Лицо Павла Петровича преобразилось, сделалось мягким и добрым. Он счастливо улыбался, ласкал меня взглядом и радостно кивал головой. Я осторожно убрал свою руку, но он этого не заметил, все тянул в костер своего воображаемого сына.

    -  Пойдем, ну что же ты, - с упреком промолвил Павел Петрович, - это совсем не страшно.

    Он ободряюще мне улыбнулся и шагнул в пламя. Я увидел, как ярко вспыхнули бакенбарды и усы на его лице, потом вверх взметнулось пламя от гривы седых волос. А он прямо стоял в огне и протягивал мне руку. Зрелище было страшное, и тотчас жутко закричала какая-то женщина, закричала скорбно с тоскливым надрывом, так, как оплакивают только очень дорогого покойника.

    Глава 21

    Старая Калужская дорога оказалась уже свободной от французских войск. Только брошенные атрибуты войны, госпитальные и оружейные повозки, лафеты орудий, другое военное имущество, павшие лошади, непогребенные тела людей, говорили о том, что здесь прошла Великая армия. Московские жители и местные крестьяне бродили по обочинам, выискивая среди изломанного хлама нужные в хозяйстве или пригодные на продажу вещи.

    Мы с Матильдой, не останавливаясь, проскакали несколько верст под косыми русскими взглядами и поняли, что пора менять платье. Пока военных ни русских, ни французов нам не встречалось, но чем дальше от Москвы и ближе к армиям, тем больше была вероятность попасть под чью-нибудь горячую руку.