-  Высшее образование, - договорил я за него.

    Свеча начала трещать и мы одновременно на нее посмотрели. Она почти догорела, фитилек уже плавал в лужице из воска и собирался погаснуть.

    -  У вас еще есть свечи? - спросил я.

    -  Не нужно зажигать новую! - покачал он головой, - знаете, свечи такие дорогие, мне приходится экономить. Мы и в темноте посидим.

    -  Ну, в темноте, так в темноте, - согласился я и задул огарок. - Постарайтесь уснуть. Утро вечера мудренее.

    -  Да, конечно, - согласился он. - Если только оно для меня наступит!

    Дождь продолжал стучать по крыше кареты. Матильда тихонько посапывала рядом со мной. Я закрыл глаза и вернулся в прерванный сон.

    Настало утро и Аврора, с трудом пробившись сквозь тяжелые осенние облака, своими розовыми лучами пробудила нас ото сна. Когда мы проснулись, оказалось что Виктор Абрамович уже не дышит. Я проверил у него пульс и на своем корявом французском, сообщил трагическую новость супруге:

    -  Votre mari est mort!

    -  Что, значит, мой муж умер?! - переспросила она на прекрасном русском языке. - Вы это говорите серьезно?

    -  Посмотрите сами, - ответил я, поражаясь, как быстро француженка освоила чужой язык, - под ним лужа крови. Он ведь отказался сделать перевязку…

    -  Вот это да! И что же мне теперь с ним делать?! - вскричала вдова.

    Глава 5

    Похоронили Виктора Абрамовича в селе Бабенки. Из-за отсутствия могильщиков пономарь с дьячком, при пассивном участии пузыревского кучера, за особое вознаграждение вырыли могилу, и местный священник, только по старости лет, не сбежавший в леса при нашествии супостатов, как положено его отпел. Вдова, тоже, как принято, плакала над хладным телом, и, мешая французские и русские слова, сокрушалась о замечательной душе, золотом сердце покойного. На этом все и кончилось.

    Хотя я и относился к Пузыреву с непреодолимой иронией, когда пономарь и дьячок опустили тело в могилу, мне стало грустно. В конце концов, он был не многим лучше или хуже большинства из нас. Грешил тщеславием, был поверхностен, глуп и жаден; рвал, что и где мог, греб под себя, когда получалось, заедал жизнь ближним, но, в общем, оказался довольно безобидным чудаком и, как выяснилось, даже пекся о благе человечества.

    Всю ночь и утро непрерывно шел дождь, мы с Матильдой вымокли до нитки, и с кладбища отправились в дом священника сушиться. Местный поп, отец Константин относился к нам насторожено, но по христианскому милосердию, отказать в приюте не смог. Теперь, когда кончились грустные ритуалы, я спросил у француженки, почему он скрывала, что хорошо говорит по-русски. Все оказалось предельно просто, Пузырев хотел иметь женой «настоящую» иностранку, к тому же аристократку, а не бедную дочь французской гувернантки, выросшую в России.

    Батюшка жил в обычной крестьянской избе, так называемой пятистенке. В первой комнатушке у него было что-то вроде горницы, во второй спаленка. Эту комнату он уступил нам. Священник он вдов и бездетен, потому собственного хозяйства не держал и решал бытовые проблемы доброхотной помощью старух прихожанок. Теперь, когда жители попрятались в лесу, обходился сухомяткой.

    Похоже, что поминки с господской пищей и напитками, из запасов Пузыревых, его очень утешили. Священник со служками с жадностью голодных людей набросились на скоромное и, наверное, про себя благословляли Господа, за своевременную кончину раба божьего Виктора. Когда тризна была завершена, батюшка нас благословил и ушел в храм молиться за победу русского оружия над супостатами.