Их было так много, что процессия двигалась несколько часов. Сотни факельщиков несли восковые свечи и еловые факелы. Наконец вынесли украшенные пурпуром и расшитые золотыми пальмовыми ветвями носилки Руфина — покойный император был удостоен триумфа за победу в Третьей Северной войне. На носилках несли доспехи викингов — трофеи, якобы добытые Руфином на поле брани, хотя лично покойный не принял участия ни в одном сражении, а если где и побывал, то разве что в окопах, когда «вики» уже отступили.

За носилками двинулись родственники Руфина. Их одежда из некрашеной темной шерсти на фоне сверкающей пурпуром и золотом процессии предков казалась особенно мрачной. Инвалидную коляску старика Викторина толкала Мелия, а следом шла Летиция с непокрытой головой, держа на руках малыша Постума, закутанного в темные пеленки. Криспина старалась идти рядом, не желая уступать крошечному императору законного первого места, и демонстративно старалась поднять повыше маленькую Руфину, которая никого в Риме не интересовала. И это несоответствие казавшейся бесконечной процессии предков и жалкой кучки родственников так поразила римлян, что все голоса смолкли, и воцарилось тягостное молчание. Ощущение неминуемой грядущей беды нависло над Римом. Лишь вопли плакальщиц да звуки труб, доносившиеся уже с улицы Триумфаторов, напоминали о том, что процессия сейчас выйдет к Колизею и свернет на Священную дорогу.

На форуме труп императора вынули из носилок и поставили стоймя, предки-актеры сошли с колесниц и уселись в курульные кресла, украшенные золотом, пурпуром и слоновой костью. Теперь сын или ближайший родственник покойного должен был подняться на ростры и перечислить его заслуги. И этим родственником оказался Валерии — его коляску вкатили на трибуну, и старик принялся перечислять заслуги мператора перед собравшейся толпой. Динамики лишь усиливали дребезжанье его старческого голоса. Неожиданно кто-то крикнул:

— Глядите, какой старенький сын у Руфина! И смех, непочтительный, гадкий, пополз по форуму.

— Не надо ему было рассказывать правду о Трионе, — шепнула Криспина и с ненавистью посмотрела на Летицию, как на главную виновницу смуты.

Летиция не ответила. В одно мгновение ей показалось, что она присутствует на похоронах не Руфина, а Элия, и ее захлестнула такая тоска, будто она погружалась в ледяные воды Стикса и ладья Харона плыла ей навстречу. Свет померк. И вместо жаркого дня нахлынул мерзкий пронизывающий холод.

— Пусть Постум скажет речь! — крикнул кто-то в толпе, и крик этот вернул Летицию к реальности. — Он наследник. Мы хотим его послушать. Пусть перечислит заслуги умершего.

И тут младенец на руках Летиции разразился отчаянным ревом.

— Он говорит, как умеет! — выкрикнула Летиция.

И смех в толпе смолк.

С утра было солнечно. После полудня набежали тучи. Хлынул дождь сплошной стеною. Тысячи, миллионы стеклянных копий обрушились на Вечный город. Струи дождя растрепали кипарисы, превратив их в черные метелки, струи дождя смешались со струями бесчисленных фонтанов. Дождь шумел в водостоках и наполнял сердца тревогой пополам с печалью.

Дождь залил остатки погребального костра. Кости Руфина не успели сгореть, и их пришлось ломать, чтобы сложить в погребальную урну. А дождь все шел и шел. Пурпур сделался тяжел и черен, шерстяные тоги ледяными доспехами льнули к телу. Динамики внезапно онемели. Сделалось очень тихо, и только шум дождя наполнял Вечный город. Шум дождя и шум шагов. Ни крика, ни даже шепота. Дождь загонял людей в дома, каждого в свою нору. Вместе с мокрой одеждой и мокрыми сандалиями к очагу ложились черными псами Печаль и Тревога.