Треск пламени становился все сильнее.

— Ты погубишь Рим окончательно, — воскликнул Гимп, в отчаянии вертя головой.

— Я его спасу.

— Ты его не спасешь. И власти над ним не получишь!

И Гимп кинулся в пламя.

Гюн попытался его удержать. Но не успел. Гимп скрылся в пылающей базилике.

Огонь…

Обезумев от общения с вымыслом, писатели жгут рукописи, если хотят истребить их безвозвратно. Не рвут, не закапывают в землю — жгут. Только огонь уничтожает без остатка дерево и бумагу. И стирает память. Огонь может стереть любые, самые дорогие имена. Даже имя гения Рима, подлинное имя, может стереть огонь.

Гимп не чувствовал боли. Он летел. Но не вверх, а вниз, провалившись в узкий черный туннель. Он мчался сквозь толщу земли, он стремился… И перед ним открылось огромное поле. Мертвая земля, и над нею клочьями плыл густой зеленый туман. Полупрозрачные деревья росли в ямах, наполненных белым студнем. Туманные ветви колебались, растворялись в воздухе и сгущались вновь. Какие-то твари, такие же прозрачные и неживые, как и деревья, срывались с ветвей и медленно скользили над полем — безмолвно. Впрочем, Гимп вообще не слышал ни единого звука. Беззвучно колебались ветви, беззвучно двигались по полю прозрачные тени умерших. Они шарахались из стороны в сторону. Их все пугало. От Гимпа они бросились прочь. Несколько теней было совершенно черных, будто слепленных из густого дыма. Они держались вместе, но вдали от прочих. И если неосторожный чужак приближался к ним, его прогоняли.

Но один призрак бродил в стороне ото всех. В бледном абрисе угадывалась фигура бойца и атлета. Тень повернулась. Гимп узнал белое полупрозрачное лицо.

— Элий… ты здесь? Ты умер? Тень отшатнулась.

— Вроде того.

— То есть?

— Тело мое еще живет, но сам я здесь. И как прежде на земле — одинок. Никто не приближается ко мне. Никто не желает перемолвиться. Я устал. Уж лучше настоящая смерть.

— Ты не можешь умереть. Желание, выигранное Вером, еще не исполнилось.

— Что из того? Я не могу найти выход отсюда. Брожу непрерывно и не могу найти.

— Боги обязаны держать слово.

— Но кто напомнит об этом богам? Гении больше не говорят с богами. Значит, и люди не говорят.

— Но есть один гений, не сосланный на землю. Гений города Рима. Если его призвать…

— Надо произнести его имя.

— Ты знаешь его.

— Но тень не может взывать к богам.

— Я могу.

— Ты умер.

— Нет. Я просто путешествую в мире тьмы. Но я вернусь и призову богов.

— Зачем?

— Чтобы они исполнили то, что обещали. Элий с сомнением покачал головой:

— Прошло столько времени. Я видел Летицию, она звала меня… Но она не рассказала, как выйти. А ты знаешь?

— Ты видишь здесь?

— Конечно.

— А взрыв ты видел?

— Какой взрыв?

— Тогда вот что. Ты должен ослепнуть здесь, чтобы прозреть там. Пока ты видишь тьму, ты не можешь вернуться. Но боги помогут тебе, я обещаю.

— Погоди! — воскликнул призрак Элия, видя, что Гимп собирается уйти. — Ты знаешь, кто это? — он кивнул на черные призраки, роящиеся вдалеке.

— Знаю, — отозвался Гимп. — Но тебе лучше не знать.

— Кто они? — крикнул Элий, но Гимп уже мчался прочь, и вязкие клочья зеленого тумана расступались перед ним.

Гимп очнулся в горящей базилике. Боль пронзила тело. Мышцы обугливались. Кожа на лице полностью обгорела. Но язык еще мог ворочаться во рту. Гимп еще мог говорить. И Гимп выкрикнул имя гения Рима, и вместе с пламенем просьба гения устремилась к небу.