— Клянись.

— Даю слово.

— Нет, клянись Ахурой Маздрой и священным огнем.

Малек медлил. Когда-то Элий, тогда еще совсем мальчишка, сорвал такой замечательный план Малека. И вот он опять много лет спустя, полуживой, израненный, пытается бунтовать. Ну что ж, Малек покажет римлянину, что такое бунт. Малек поклялся, как того требовал римлянин. Поклялся почти охотно.

— А теперь ты дай слово, — потребовал работорговец. — И клянись в свою очередь Юпитером.

— Клянусь Юпитером Всеблагим и Величайшим.

— Теперь отдай кинжал. Едва Элий бросил оружие на песок, охранники Малека тут же заломили римлянину руки.

— Думаешь, я не посмею тебя убить? — насмешливо спросил Малек, поднимая кинжал и пробуя пальцем лезвие. И тут же порезался. Занятно. Кровь на шее Элия. И на его пальце кровь. Выходит, теперь они побратимы. — Ты прав. Я не могу тебя убить. И даже не могу изувечить. Я — настоящий торговец и не порчу ценный товар. А вот немного проучить за строптивость придется. Как проучить тебя, Элий? Как вдолбить в твою глупую башку, что рабу положено быть почтительным с хозяином?

— Я твой пленник, Малек, но не раб.

— Он не раб! Надо же! Вот тут ты глубоко заблуждаешься, — Малек хлопнул в ладоши. — Эй! — крикнул он. — Вы двое сюда! Он, видишь ли, не раб! Ну так станешь рабом.

Преторианцы ринулись было к Элию, но один из охранников раскроил прикладом лицо преторианцу, и римляне подались назад.

— У тебя нет совести! — крикнул кто-то.

— Заткни блеялку! — рявкнул в ответ Малек. — Совести ни у кого нет. Ни у меня, ни у вас!

А подручные Малека уже связали три копья, два служили стойками, третье — поперечиной. Стойки воткнули в песок. Получилось «ярмо». Этакая маленькая арка позорища. Тот, кто проходил под «ярмом», становился рабом. Старинный обряд. Унизительнее для римлянина нет ничего. Малек усмехнулся: хорошо знать чужие обряды и чужие слабости. Человека в принципе очень легко унизить. Почти так же легко, как убить.

С Элия содрали тунику, оставив только кинктус.

Малек поглядывал на преторианцев. Неужто никто не захочет вступиться за своего Цезаря и тем самым разнообразить потеху? И Малек не ошибся. Камилл не выдержал и набросился на одного из охранников. Малековы псы только того и ждали. Камилла повалили на землю и стали избивать прикладами. Элий закрыл глаза, чтобы не видеть.

— Иди, — приказал Малек. — Или его забьют до смерти. А потом я выберу следующего.

Элий сделал шаг. Пошатнулся. Казалось, он вот-вот упадет. Черный росчерк «ярма» плыл в воздухе. Тело отказывалось повиноваться. Не поднять ноги. Не сделать шага.

«Я не могу, — пронеслось в мозгу, — просто не могу. Но их убьют. Их жизнь для Малека ничто. А для меня? Разве мало я погубил людей. Рутилий, Сабин…»

Но вместо Рутилия или Сабина в памяти вдруг всплыло лицо мальчишки, которого Элий зарубил на стене. Мальчишка вновь был рядом и вновь вопросительно и умоляюще глядел на Элия. Последний взгляд.

И Элий шагнул. Будто переступил через стену. А за стеной — совершенно иной мир. Свет другой. Другие лица. И голоса другие.

— Всем, кто хочет жить, закрыть глаза, — прошипел Неофрон.

Черный росчерк «ярма» близился. Чтобы пройти под ним, надо нагнуть голову и самому согнуться. Элий вцепился зубами в кожу запястья. Тело облилось липким холодным потом. «Прежде гладиаторов в школах жгли раскаленным железом. Теперь мир стал гуманнее, не жгут…» — пронеслось в мозгу.