Правда, я и не собирался участвовать в каком бы то ни было состязании. Вступать в борьбу за женщину почти в одинаковой мере унизительно и для тебя, и для женщины, которая должна потом послужить вещественным вознаграждением победителю. Это напоминало мне сиротский дом, где надзирательница иногда говорила: «Кто будет вести себя примерно, получит на обед рисовую кашу с молоком».
– Я уважаю героические профессии, но считаю, что не только они являются обладателями патента на героизм,– – заявил Тодоров.
– Зря вы сердитесь,– – успокаивал я его.– – Я нисколько не претендую на звание героя.
– Я неточно выразился. Мне хотелось сказать, что круг людей, защищающих интересы родины, гораздо шире, чем вы думаете, и не ограничивается только той областью, где вы служите.
– Совершенно верно,– – кивнул я.– – Если защита родины будет ограничиваться лишь нашими служебными обязанностями, то родине не позавидуешь.
Эта моя уступчивость приподняла настроение хозяина, и он стал излагать свои мысли о значении торговли – внешней и внутренней – конечно, в самых общих чертах. Вообще Тодоров говорил со мной добродушным и чуть-чуть нравоучительным тоном, пытаясь втолковать мне, без особой надежды на успех, некоторые азбучные истины.
– И все-таки внешняя торговля во многих отношениях заманчивей,– – осмелился я заметить.
Однако, учуяв грозящую опасность, Маргарита поспешила воскликнуть:
– Какое роскошное зеркало!..
– Особенно когда видишь в нем ваше отражение,– – галантно добавил хозяин.
Затем подали кофе и конфеты.
Шесть часов. Черно-белый пароход исторгает надрывный, решительный рев, словно готовится пересечь океан, хотя рейс до Мальме длится не более часа. Грохот машин становится сильней, и корабль медленно отделяется от причала. Дороти стоит на палубе в очень красивом платье в белую и синюю полоску. Разве мыслимо морское путешествие без такого платья? Она вскидывает на прощание руку, и мы с Грейс отвечаем ей с берега тем же.
К счастью, пассажирский пароход быстро исчезает за товарными судами, так что уставшие от махания руки теперь могут отдохнуть.
– Возьмем такси?– – спрашиваю у секретарши, стоящей возле меня, как истукан.
– Зачем? Мистер Сеймур живет совсем рядом.
Пройдя метров сто по набережной, сворачиваем на широкую тихую улицу. На углу высится отель в современном стиле. На его фасаде, облицованном гранитом, неоновая вывеска: «Кодан».
– До чего унылый вид… – произносит Грейс.
– Вы слишком нелестно отзываетесь о моем отеле.
Я действительно перекочевал сюда, притом всего час назад. Верно, окрашенный масляной краской фасад отеля «Англетер» значительно эффектнее этого. Но я не могу себе позволить идти на такие разорительные траты только из-за степени белизны фасада и из-за стиля мебели.
– Я не про отель говорю, а про это вот здание,– – уточняет женщина.
Возле самого отеля высится огромное складское помещение почти зловещего вида – бесчисленные окна, закрытые ржавыми ставнями, мрачные островерхие башни.
– До чего унылый вид… – повторяет Грейс.
– Никак не подозревал, что вы склонны придавать значение внешнему виду.
Секретарша не отвечает, продолжая идти ровным, почти солдатским шагом.
– Вот, например, ваш внешний вид и то, как вы держитесь, нисколько не согласуются с вашим именем,– – откровенно говорю я, ибо, насколько я знаю английский, слово «грейс» значит «грация».
– Человек не сам себе выбирает имя. |