Презренный этот человек отличался столь
непроходимой тупостью, что не мог говорить о моем будущем, не имея меня
перед глазами - в качестве своего рода наглядного пособия. Он вытаскивал
меня (обычно за шиворот) из угла, где я спокойно сидел на своей скамеечке,
и, поставив перед огнем, словно мне предстояло быть зажаренным или
испеченным, начинал примерно так:
- Вот, сударыня, вот он! Вот мальчик, которого вы воспитали своими
руками. Держи голову выше, мальчик, и будь вечно благодарен своим
благодетелям. Так вот, сударыня, касательно этого мальчика... - После чего
он грубо ерошил мне волосы (как уже упоминалось, я с младенческих лет ни за
кем не признавал такого права), все время придерживая меня за рукав, - так
что я своим дурацким видом мог соперничать разве что с ним самим.
А затем они с моей сестрой пускались в такие нелепые рассуждения
относительно мисс Хэвишем и того, что она из меня и для меня сделает, что
злые слезы жгли мне глаза и меня так и подмывало кинуться на Памблчука и
нещадно исколотить его. Сестра моя во время этих разговоров обращалась ко
мне так, словно каждый раз, выражаясь фигурально, вырывала мне по зубу, в то
время как Памблчук, сам себя произведший в мои покровители, неодобрительно
обозревал меня, как бы с грустью убеждаясь, что, решив устроить мое счастье,
он ввязался в весьма невыгодное дело.
Джо в этих совещаниях не участвовал. Но во время их многое говорилось
по его адресу, ибо миссис Джо заметила, что затея взять меня из кузницы
отнюдь не встречает в нем сочувствия. По возрасту я уже вполне годился в
подмастерья; и когда Джо сидел, бывало, перед огнем, просунув кочергу между
прутьями решетки и задумчиво помешивая золу, сестра столь явственно
распознавала в этом невинном занятии выражение протеста, что налетала на
него и, как следует встряхнув, выхватывала у него из рук кочергу и
отставляла в сторону. Разговоры эти неизменно заканчивались самым неприятным
образом. Ни с того ни с сего, без всякого к тому повода, сестра вдруг
обрывала неоконченный зевок и, словно только что обнаружив мое присутствие,
как коршун набрасывалась на меня со словами: "Ну! Хватит тебе тут торчать!
Марш в постель! Довольно мы с тобой "намучились на один вечер!" Как будто
это я покорнейше просил их изводить меня до потери сознания.
Так шла наша жизнь в течение долгих месяцев, и казалось, что она будет
идти так еще долго; но однажды во время нашей прогулки мисс Хэвишем вдруг
остановилась и, не снимая руки с моего плеча, сказала неодобрительно:
- Ты сильно вырос, Пип.
Я счел нужным выразить с помощью задумчиво устремленного вдаль взора,
что причиной тому - обстоятельства, над которыми я не властен.
Мисс Хэвишем ничего больше не сказала; но скоро снова остановилась и
посмотрела на меня; потом это повторилось еще раз; а потом она словно
помрачнела и насупилась. |