Естественно, у него был клиент. Но я специально позвонила за десять минут до назначенного часа. Я решила, что он сможет перезвонить мне в перерыве между консультациями. Через три минуты я уже говорила с ним. Я кратко поведала ему о проблеме Теда Барлоу. Джош несколько раз повторил «ммм». Наконец снизошел:

– Ладно, проверю твоего парня. И поспрашиваю людей, но не называя имен и всех подробностей. Идет?

– Отлично. Когда сможем поговорить?

Мне было слышно, как Джош шуршит страницами своего ежедневника.

–Ты попала в плохую неделю. Полагаю, тебе это нужно вчера?

– Боюсь, что да. Прости.

Он с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, как обычно делают водопроводчики, когда обследуют вашу систему центрального отопления.

– Сегодня вторник. Сейчас я завален работой, но могу заняться этим завтра, – пробурчал он, наполовину про себя, – В четверг днем времени совсем нет, в пятницу я в Лондоне… Слушай, мы можем позавтракать в четверг? У меня действительно эта неделя забита.

Я глубоко вздохнула. По утрам я не в лучшей форме, но дело есть дело.

– Отлично, – солгала я, – где?

– Выбирай сама, деньги ведь твои, – ответил Джош.

Мы остановились на «Портленде» в половине восьмого. Там целая бригада услужливых швейцаров, которые паркуют за вас машину– на мой взгляд, важное преимущество в эти утренние часы. Я вновь взглянула на часы. У меня не оставалось времени на проявку пленки. Вместо этого я приступила к открытию файла на Теда Барлоу в своей базе данных.

Фирма «Колониальные оранжереи» располагалась в последнем здании, за которым промышленные предприятия уступали место полям орошения. Внимание сразу же привлекала оранжерея, пристроенная Тедом к фасаду дома. Глубина ее была около десяти футов, а в длину она тянулась на все тридцать футов фасада. У нее был кирпичный фундамент, и тонкие кирпичные колонны четко разделяли ее на четыре отдельных секции. Первая была выполнена в духе классического викторианского Хрустального дворца и дополнена пластиковыми моделями украшений на крыше. За ней следовал вариант оранжереи из сельского дневника какой‑нибудь выпускницы Эдвардианской женской школы – буйство витражных стекол, разрисованных столь небрежно, что у любого ботаника это вызвало бы истерику. Далее шла спартанская оранжерея. Немного похожая на мою. Четвертая секция была в стиле последних дней Индийского царства – сводчатые окна в пластиковой отделке, которая, правда, только издалека выглядела как красное дерево. Самое место, чтобы посидеть на мебели из ротанговой пальмы, пока слуга обмахивает тебя роскошным опахалом. В Южном Манчестере такое увидишь на каждом шагу.

Внутри просматривались офисы «Колониальных оранжерей». Я немного посидела в машине, разбираясь в планировке офисов. Сразу за дверью располагался С‑образный столик информации. За ним женщина разговаривала по телефону. У нее была завивка, похожая на позаимствованный у Карла I кудрявый парик. Время от времени женщина нажимала клавишу компьютера и со скучающим видом смотрела на экран, после чего вновь возвращалась к телефонному разговору. Рядом с ней находились два маленьких столика, на каждом из которых размещались телефон и куча бумаг. За столиками никто не сидел. Дверь в задней стене вела в основное здание. В дальнем углу маленький офис был отделен стеклянными перегородками. Там Тед Барлоу методично просматривал содержимое картотеки, он был без пиджака, галстук приспущен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Остальную часть комнаты занимали планшеты с фотографиями.

Я вошла в оранжерею. Секретарша жизнерадостно произнесла в телефон:

–Пожалуйста, не вешайте трубку.