Изменить размер шрифта - +

Люс почувствовал, как голова его совсем очистилась и стала ясной, но одновременно с этим освобождением от вязкого, тошнотворного тумана сердце

сдавило тупой болью.
«Ну вот, невроз, – подумал Люс, – начинается. Не одно, так другое».
– А почему вы поверили, что он негодяй? Только из за того, что так долго не приезжал? Из за того, что не прислал денег? Или потому, что вам это

сказал про него ваш соплеменник?
Она снова заплакала, и он понял, что попал в точку.
– Онума сан?
Она кивнула головой.
– Он просил вас сказать про сифилис?
– Да.
– Он просил сказать это мне, а потом попросить меня уйти из палаты или вызвать сестру – мол, вам стало плохо, да?
– Да.
– Он раньше был актером, этот Онума?
– Нет, он был режиссером. Он ставил нам программу... Это было давно, много лет назад...
«Ну, вот и сердце перестало болеть, – подумал Люс. – Теперь будет легче обманывать ее... мне придется быть с ней до конца... Сейчас я вызову

прокурора и журналистов, а потом соберу пресс конференцию».
Он шагнул к двери, но сердце вдруг остановилось, а потом стало колотиться где то в горле.
– Сейчас, – прошептал он, – сейчас я... вернусь...
И он сделал еще один шаг к двери: белой, масляной, скользкой, которая наваливалась на него с каждым мгновением все стремительнее и

стремительнее...

...НО НЕ ФИНАЛ

1

После того как прошло заседание наблюдательного совета, на котором Бауэр был утвержден заместителем председателя, Дорнброк слег. Врачи

констатировали, что давление у старика нормальное, кардиограмма не показывала отклонений от нормы, да и все остальные анализы не дали ничего

тревожного.
– Есть форма нервного шока, – объяснил Фрайтаг, доктор ведущей боннской клиники, – когда больной угасает в течение нескольких недель. Господин

Дорнброк отказывается от еды, апатия, отсутствие реакции на происходящее, нежелание разговаривать – это тревожные симптомы.
– Вы можете определить время кризисной точки? – спросил Бауэр. – Что надо предпринять? Отдалить эту кризисную точку или же приблизить ее?
Доктор из Бонна посмотрел на профессора Тергмана. Тот пожал плечами:
– Зачем же искусственно приближать кризис?
– Нам важно знать правду о состоянии здоровья председателя, – сказал Бауэр, – мы обязаны продолжать его работу. Либо мы опираемся на ваше

заключение: «Дело обстоит так то и так то, ждать надо того то и того, в такие то сроки», – и мы принимаем целый ряд решений, которые сейчас не

принимаются, поскольку мы ждем возвращения господина Дорнброка. Либо вы говорите: «Через месяц он вернется в строй», – и тогда мы продолжаем

ждать...
– Знаете что, – ответил Тергман, – пригласите ка лучше еще одного специалиста. Я не хочу брать на себя ответственность, которую вы столь

устрашающе навязываете мне. Я еще не научился лечить отцовское горе пилюлями...
Когда медики ушли, представитель ракетной группы «Белькова» заметил:
– Господин Бауэр руководствуется лучшими пожеланиями, однако такая настойчивость может быть неверно истолкована.
– Кем? – резко спросил Бауэр.
Он оглядел присутствующих на заседании членов наблюдательного совета. Никто не отвечал ему. Бауэр презрительно хмыкнул:
– Я отвечаю за всю текущую работу, и я обязан вести ее с вашей санкции и под вашим доброжелательным наблюдением. Я хочу одного – выполнять волю

председателя как можно точнее и добросовестней.
Быстрый переход