|
Главное ведь, что волнует нас с тобой: где Кочев? Как нам выпутаться из этого дела, которое красные так мастерски – по твоим словам – используют против нас? Я ищу Кочева, а Люс сидит у меня лишь потому, что я веду дело Дорнброка. Понимаешь? В этом есть свое преимущество. – Теперь понимаю. Он дал какие нибудь показания в связи с Кочевым? – Никаких. Конкретно – никаких. – А косвенно? – Он отрицает, что знал Кочева, когда проводил съемку своего фильма «Берлин остается Берлином». – Вы не позволите мне взглянуть на эти показания? – Пожалуйста... «Вот и все, – удовлетворенно подумал Кройцман, – все дело сейчас ляжет на стол, и я просмотрю его и пойму, как он вышел на то, что интересует Бауэра». Берг достал из сейфа тонкую папку и положил ее перед Кройцманом. – Я всегда режу дела на эпизоды, – пояснил он, – здесь как раз то, что тебя интересует... Видишь, – он кивнул на открытый сейф, – эту гору... Все эпизоды разложены по папкам. «Сволочь, – ожесточился Кройцман, – старая сволочь». Он пролистал папку и сказал: – По моему, Люс дает искренние показания. – По моему, тоже. Только надо их до конца подтвердить во времени и месте: свидетелями, данными возможного наблюдения... – За ним наблюдали? Кто? Ваши люди? – Не только наши. За мной тоже, я заметил, стали наблюдать. Вряд ли за мной наблюдают наши люди... – Вы позволите мне проверить, кто наблюдает за вами?.. – Пока не стоит. А вдруг это у меня начинает проявляться мания подозрительности? Если за мной смотрят красные, то наша контрразведка, надеюсь, сможет охранить меня... Хотя, впрочем, от чего меня охранять? Хоть я и бабник, но забыл, как это делается; пить не могу – язва... Работа – дом, дом – работа. – Вы отрицаете возможность того, что вся эта история с Кочевым – провокация коммунистов? От начала и до конца? – Смысл? Какой им смысл? – Мы – фронтовой город, мы наводим мосты, а здесь исчезает их гражданин. – Он не исчезает. Он скрывается здесь, по нашим версиям... – Все верно. Ну а если все же подумать о моей версии? Она ведь бьет и по Люсу. Раньше он делал фильмы против нацистов, которые так хвалили на Востоке, а теперь делает заявление в печати о том, что мир обречен и никто не в силах его спасти. Может, он отошел от них? Чтобы никто не упрекал его в прямой связи. Агент должен быть нейтралом в политике, иначе он бесполезен. – Интересное предположение. У тебя есть какие нибудь факты? – Пока нет. – Что значит «пока»? Ты их ищешь? Помимо меня? – Разведка не входит в мое ведомство, но они ведь тоже не спят в своем доме. – Может быть, ты поможешь мне связаться с ними для обмена информацией? – Вы заметили, что я на это время выключил диктофон? Я говорю то, что мне шепнули друзья в конфиденциальной беседе. «Ну ну, – подумал Берг, – твой выключен, а мой диктофошка пишет». – А если вы докажете непричастность Люса ко всему этому делу и отпустите его – будете вы готовы мотивированно объяснить происшествие с Кочевым? – Юрген, я ничего не буду делать специально для красных. Я все буду делать для нас, для нашего закона. И потом, я не совсем увязываю: вначале ты говорил о политике «наведения мостов», а теперь о провокации коммунистов. – Как раз это и увязывается. Чтобы сорвать нашу политику наведения мостов, они должны убедить общественное мнение, будто наш берег ненадежен. |
