Престольная палата. Трубы и дворцовые колокола. Рынды[11] входят и становятся у престола; потом бояре, потом стряпчие, потом ближние бояре, потом сам царь Борис в полном облачении с державой и скипетром. За ним царевич Феодор.[12] Борис садится за престол. Феодор садится по его правую руку. Подходит Воейков.[13] Опускается на колени.

 Воейков.

 Великий царь. Враги твои разбиты.

 Сибирь, покорная твоей державе,

 Тебе навек всецело бьет челом.

 Борис.

 Благая весть. Встань, воевода тарский.

 И цепь сию, в знак милости, прими.

 Снимает с себя цепь и надевает на Воейкова. Подходит Салтыков.[14]

 Салтыков.

 Царь государь. Послы и нунций папы

 Ждут позволенья милости твоей

 На царствие здоровать.

 Борис.

 Пусть войдут.

 Трубный шум и литавры. Входят послы с папским нунцием Рангони[15] во главе, предшествуемые стольниками. Подходят к престолу; стольники раздаются направо и налево.

 Салтыков.

 Рангони, нунций папы.

 Рангони.

 Великий царь всея земли московской.

 Святой отец Климент тебе свое

 Апостольское шлет благословенье

 И здравствует на царстве. Если ж ты,

 Как он, о царь, скорбишь о разделеньи

 Родных церквей – он через нас готов

 Войти с твоим священством в соглашенье.

 Да прекратится распря прежних лет

 И будет вновь единый пастырь стаду

 Единому.

 Борис.

 Святейшего Климента

 Благодарю. Мы чтим венчанных римских

 Епископов и воздаем усердно

 Им долг и честь. Но Господу Христу

 Мы на земле наместника не знаем.

 Когда святой отец ревнует к вере,

 Да согласит владык он христианских

 Идти собщá на турского султана,

 О вере братии наших свободить,

 То сблизит нас усердием единым

 К единому кресту. О съединеньи ж

 Родных церквей мы молимся все дни.

 Когда святую слышим литургию.

 Рангони отходит.

 Салтыков.

 Посол литовский, канцлер Лев Сапега.[16]

 Аппарат следует за Рангони, который пробирается сквозь пышную толпу. В дальнем конце палаты Шуйский и ВороВоротынский тихо беседуют. Рангони становится так, что они его не замечают, но он все слышит.

 Воротынский. Грамоты литовские читал? В Кракове все уж говорят, что сын попов убит, а не царевич. Жив де он, и объявится.

 Шуйский. Брешут ляхи, кто им поверит? Да и нам до Литвы далече. Вот, кабы здесь, на Москве…

 Воротынский. Ну, а кабы здесь, можно бы за дельце взяться, можно бы, а?

 Шуйский. Что гадать впустую.

 Воротынский. Не впустую. Сказывал намедни крестовый дьяк Ефимьев: двух чернецов забрали в шинке. Один говорил: он де спасенный царевич Димитрий, и скоро объявится, будет царем на Москве.

 Шуйский. Мало ли что люди с пьяных глаз по кабакам болтают.

 Лицо Рангони. Он слушает сперва рассеянно, потом все с большим вниманием. При последних словах Воротынского он – весь слух.

 Шуйский. Где они сидят?

 Воротынский. В яме на патриаршем дворе.