Борис (про себя).

 Скорбит душа. Какой-то страх невольный

 Зловещим предчувствием сковал мне сердце.

 О, праведник, о, мой отец державный,

 Воззри с небес на слезы верных слуг

 И ниспошли ты мне священное

 На власть благословенье.

 Да буду благ и праведен, как ты,

 Да в славе правлю свой народ.

 (Обращаясь к боярам).

 Поклонимся почиющим властителям Руси.

 А там – сзывать народ на пир,

 Всех – от бояр, до нищего слепца,

 Всем вольный вход, все гости дорогие.

Шествие под пение «Славы» снова трогается по направлению к Архангельскому собору. Григорий со стены жадно и пристально смотрит на царя. Борис, под взглядом Григория, тоже обращает на него глаза. Взгляды встречаются. На лице Бориса – мгновенная и непонятная тревога: опять этот монах. Кто он? Григорий выдерживает взгляд Бориса и вдруг узнает в нем всадника, которого видел на мельнице.

 V. Кабак

 1.

 Улица перед слободским кабаком. Растоптанная, разъезженная, грязь, лошади, телеги – пустые (едущих с базара), у крыльца всякий народ. Толпятся, галдят, ругаются. Из кабака гам, дуденье, пьяные песни.

 На улице появляются два чернеца с котомками за плечами, Григорий и Мисаил. Осторожно обходя большую лужу, где на боку лежит, блаженно хрюкая, большой черный боров, держат путь к крыльцу.

 Неподалеку стоит небольшая толпа не то нищих, не то юродивых. Гнусят какую-то песню, один подыгрывает на волынке. Вдруг песня прерывается, раздается детский визг; огромный нищий, в рубахе с расстегнутым воротом, принялся колотить мальчишку ихнего, – ходят такие, с нищими, поводыри.

 Нищий. Ах ты, пострел тебя разрази! Цыть! Я-те повою!

 Мальчишка продолжает визжать, захлебываясь. Кругом хохочут.

 Мисаил. Да чего ты его колошматишь?

 Нищий. А тебе что? Не твой, небось. Он с нами ходит, приблудный, значит моя воля: хочу с кашей ем, хочу с маслом пахтаю, а захочу совсем убью.

 Григорий. Ишь, дурак. Брось, говорят тебе!

 Мальчишка с помощью Григория вырывается из лап нищего и отбегает в сторону. По лицу у него текут слезы и кровь, он, захлебываясь, визгливым голосом кричит: «Черт ты, слепой, ишь. И все вы такие-то черти, душители. Почем зря, с кулаками! Да провались я, убегу от вас, чтоб вам, дьяволам, на том свете…» Мужики хохочут. Издают поощрительные возгласы.

 Мальчишка. Убегу, вот как Бог свят, убегу. На что они мне сдались, окаянные. Приблудный, так мне везде дорога. Вот с отцами пойду, со странными.

 Мисаил (в шутку, добродушно). Что ж, иди. Мы те не бить, наставлять будем. Ишь, мальчонка-то какой шустрый! Как звать-то тебя?

 Мальчишка (шмыгая носом). А Митькой. Возьмите, дяденьки… то бишь, отцы. Я привычный. Не потеряюсь. А потеряюсь где, так найдусь.

 Из кабака вываливается густая пьяная толпа, горланя песни. Кое-кто приплясывает. Тут и бубны, и дуды, у одного скрыпица.

 Цибалды – шибалда.

 Задуди моя дуда,

 Гряньте бубны – бубенцы,

 Разгулялась молодцы…

 На погосте воз увяз.

 А дьячок пустился в пляс

Хлюп. хлюп, хлюп!

 А как поп с погоста шел,

 Забодал его козел

 В пуп, в пуп, в пуп!

 Мисаил.