Я прошлась по скоплению капель пристыженным взглядом и совершенно неожиданно для себя обнаружила на дальней оконечности не особо протяженного Винного Пути реальное тело — ничуть не небесное!

Оно лежало, распластавшись на асфальте, как морская звезда, вниз лицом, из-под которого к винной луже протянулся более темный ручеек.

— Опачки, — тихо и опасливо вякнул мой обычно интеллигентный внутренний голос, мгновенно меняя стиль речи в соответствии с ситуацией. — Шухер, делаем ноги!

— А пульс пощупать? — послушно отступая, пробормотала я неуверенно. — Вдруг он еще жив?

— Кто жив, кто мертв? — бодрым голосом откликнулась дама, в чей упругий фасад я влепилась своим поджарым тылом.

— Да вот. — Я посторонилась, открывая новому зрителю вид на распластанное тело.

— О-о-о, нет, о пульсе речи быть не может, это полный натюрморт! — присвистнула гражданка, как сестра-близнец похожая на Фрёкен Бок из мультфильма про Карлсона.

И еще немного на гигантского цыпленка — спасибо гребню залакированного начеса на макушке и желтому махровому халату.

Фрёкен Бок поставила на ступеньку принесенное с собой мусорное ведро, проворно охлопала карманы своего банного халата, извлекла на свет мобильник и, быстро найдя в памяти аппарата нужный номер, на удивление жизнерадостно возвестила в трубочку:

— Соня, подъем! Представь, у нас во дворе в луже крови лежит неопознанный субъект, по виду — мертвый, как полено, по-моему, не из наших, но ты лучше выйди и посмотри сама!

— А кто у нас Соня? — осторожно поинтересовалась я.

Раз уж нельзя так же просто выяснить, кто у нас мертвый, как полено, субъект…

— Управдома своего не знаете, девушка? — укорила меня Фрёкен Бок, которой больше подошло бы зваться Фрёкен Фас или Фрёкен Тыл — рельеф у нее был уж очень выразительный.

— Ах, эта Соня!

«Эту Соню» я знала как Софью Викторовну и старательно обходила за семь верст.

Управдом, конечно, существо социально полезное, но в личном общении удивительно неприятное: то вымогает деньги на ремонт какой-нибудь ненужности, то в неурочный час рвется в санузел на свидание со счетчиком-водомером, то без разбору костерит всех подряд за нарушения санитарии, гигиены, морали и нравственности.

Тяжелый характер у нашего управдома Софьи Викторовны.

Тяжелее, чем характер, у Софьи Викторовны только кулаки — каждый со среднюю дыньку.

Ой, наша дыня!

Я вспомнила, зачем вообще вылезла на улицу ни свет ни заря, искательно поглядела на перекресток — и вовремя: мусорный катафалк как раз прибыл на временную стоянку.

Пользуясь случаем, я подхватила свое пахучее ведерко и ретировалась по-английски.

Когда я вернулась, внеся свой посильный вклад в борьбу за экологическую чистоту окружающей действительности, рельефных фрёкен у подъезда было уже две.

Второй была та самая Софья Викторовна — пожилая валькирия с головой, бронированной стальными бигудями. Она пришла морально и материально подготовленной — нервы в кулаке, простынка на плече, палец на нужной кнопке мобильника.

Тряпочкой дамы сноровисто накрыли тело на асфальте, после чего сели на лавочку дожидаться полицию. Запасливая Софья Викторовна извлекла из кармана халата пакет семечек.

У меня не было никакого желания составлять им компанию. Я семечки не люблю.

Покосившись на укрытое простынкой тело (из-под тряпочки виднелись только ноги), я проскользнула в подъезд.

Сопя, я совершила альпинистское восхождение на шестой этаж и таинственно поскреблась в дверь Максимовых, но не была услышана, и отправилась к себе досыпать.