Полусгоревшая свеча

         Пред ним, сверкая и треща,

         Порой на каждый льет предмет

         Какой-то странный полусвет.

         Висят над ложем образа;

         Их ризы блещут, их глаза

         Вдруг оживляются, глядят —

         Но с чем сравнить подобный взгляд?

         Он непонятней и страшней

         Всех мертвых и живых очей!

         Томит боярина тоска;

         Уж поздно. Под окном река

         Шумит – и с бурей заодно

         Гремучий дождь стучит в окно.

         Чернеет тень во всех углах —

         И – странно – Оршу обнял страх!

         Бывал он в битвах, хоть и стар,

         Против поляков и татар,

         Слыхал он грозный царский глас,

         Встречал и взор, в недобрый час:

         Ни разу дух его крутой

         Не ослабел перед бедой;

         Но тут, – он свистнул, и взошел

         Любимый раб его, Сокол.

         И молвил Орша: «Скучно мне,

         Всё думы черные одне.

         Садись поближе на скамью,

         И речью грусть рассей мою…

         Пожалуй, сказку ты начни

         Про прежние златые дни,

         И я, припомнив старину,

         Под говор слов твоих засну».

         И на скамью присел Сокол

         И речь такую он завел:

         «Жил-был за тридевять земель

         В тридцатом княжестве отсель

         Великий и премудрый царь.

         Ни в наше времечко, ни встарь

         Никто не видывал пышней

         Его палат – и много дней

         В весельи жизнь его текла,

         Покуда дочь не подросла.

         «Тот царь был слаб и хил и стар,

         А дочь непрочный ведь товар!

         Ее, как лучший свой алмаз,

         Он скрыл от молодецких глаз;

         И на его царевну дочь

         Смотрел лишь день да темна ночь,

         И целовать красотку мог

         Лишь перелетный ветерок.