И скоро я в лесах чужих

         Нашел товарищей лихих,

         Бесстрашных, твердых как булат.

         Людской закон для них не свят,

         Война их рай, а мир их ад.

         Я отдал душу им в заклад,

         Но ты моя – и я богат!..

         И голоса замолкли вдруг.

         И слышит Орша тихий звук,

         Звук поцелуя… и другой…

         Он вспыхнул, дверь толкнул рукой

         И исступленный и немой

         Предстал пред бледною четой…

         . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

         Боярин сделал шаг назад,

         На дочь он кинул злобный взгляд,

         Глаза их встретились – и вмиг

         Мучительный, ужасный крик

         Раздался, пролетел – и стих.

         И тот, кто крик сей услыхал,

         Подумал, верно, иль сказал,

         Что дважды из груди одной

         Не вылетает звук такой.

         И тяжко на цветной ковер,

         Как труп бездушный с давних пор,

         Упало что-то. – И на зов

         Боярина толпа рабов,

         Во всем послушная орда,

         Шумя сбежалася тогда,

         И без усилий, без борьбы

         Схватили юношу рабы.

         Нем и недвижим он стоял,

         Покуда крепко обвивал

         Все члены, как змея, канат;

         В них проникал могильный хлад

         И сердце громко билось в нем

         Тоской, отчаяньем, стыдом.

         Когда ж безумца увели

         И шум шагов умолк вдали,

         И с ним остался лишь Сокол,

         Боярин к двери подошел;

         В последний раз в нее взглянул,

         Не вздрогнул, даже не вздохнул

         И трижды ключ перевернул

         В ее заржавленном замке…

         Но… ключ дрожал в его руке!

         Потом он отворил окно:

         Всё было на небе темно,

         А под окном меж диких скал

         Днепр беспокойный бушевал.