«И царь тот раза три на дню

         Ходил смотреть на дочь свою;

         Но вздумал вдруг он в темну ночь

         Взглянуть, как спит младая дочь.

         Свой ключ серебряный он взял,

         Сапожки шелковые снял,

         И вот приходит в башню ту,

         Где скрыл царевну-красоту!..

         «Вошел – в светлице тишина;

         Дочь сладко спит, но не одна;

         Припав на грудь ее главой

         С ней царский конюх молодой.

         И прогневился царь тогда,

         И повелел он без суда

         Их вместе в бочку засмолить

         И в сине море укатить…»

         И быстро на устах раба,

         Как будто тайная борьба

         В то время совершалась в нем,

         Улыбка вспыхнула – потом

         Он очи на небо возвел,

         Вздохнул и смолк. «Ступай, Сокол! —

         Махнув дрожащею рукой,

         Сказал боярин, – в час иной

         Расскажешь сказку до конца

         Про оскорбленного отца!»

         И по морщинам старика,

         Как тени облака, слегка

         Промчались тени черных дум,

         Встревоженный и быстрый ум

         Вблизи предвидел много бед.

         Он жил: он знал людей и свет,

         Он злом не мог быть удивлен;

         Добру ж давно не верил он,

         Не верил, только потому,

         Что верил некогда всему!

         И вспыхнул в нем остаток сил,

         Он с ложа мягкого вскочил,

         Соболью шубу на плеча

         Накинул он – в руке свеча,

         И вот дрожа идет скорей

         К светлице дочери своей.

         Ступени лестницы крутой

         Под тяжкою его стопой

         Скрыпят – и свечка раза два

         Из рук не выпала едва.