В капустной оранжерее было куда приятнее. Идеальные параллельные ряды с благоухающими кочанами цветной капусты, сильно облагороженой протеинами и витаминами. Каждый кочан метр-двадцать в диаметре. Почему-то вспомнились параллельные процессоры транскомпьютеров. Ласковый «солнечный» свет лился из панелей где-то с трехсотметровой высоты. Даже шмели летали, здоровые как воробьи, но безобидные. Серебристо-голубое небо и серебристо-голубая вогнутая земля. Небо и земля были, конечно, лишь впечатлением, иллюзией, но удачной, потому что в наиболее удаленных от наблюдателя Данилова местах серебристость пропадала, оставляя лишь насыщенную желтизну.

И вдруг засигналил недремлющий инфосканер, следом подключился и органический сканер.

Обнаружились следы Анпилина! Натуральные.

Феромоновые налипы и даже фрагменты ДНК были замечены там и сям, на кочанах, прыскалках, трубах, и идеально совпадали с данными, имевшимися в досье Особого Отдела. Может Анпилин еще недалеко, может, прячется где-то на грядках или в баках с компостом.

Сидит, понимаешь, по шею в дерьме. Вот удача так удача.

Данилов, осторожно пробираясь среди кочанов в две трети человеческого роста, следил одновременно за «живой» картинкой в оптическом окне, за окнами инфосканера, психофейса и органосканера.

Двадцать, тридцать шагов, паутинка на экране инфосканера стала усложняться, а психофейс как будто возбудился, но притом и забарахлил. Как будто что-то в оранжерее надсадно фонило.

Данилов остановился и попытался сосредоточиться.

Именно потому, что внимание рассеивалось. Вернее несущественные детали перли вперед, а существенные ускользали. Стала жутко интересными форма капустного кочана, прожилки на листе. На хрена все это?

Как будто кто-то регулярно помешивал ложкой в его голове. Так бывает после хорошей дозы опиатов. Однажды его обкурили в открытой зоне «Кибальчич», и сейчас было что-то вроде этого.

Расслабон накатывает волнами, оперативная память сужается, мысли не соединяются друг с другом, все пофиг. Кто он, чего ему надо?

Дурнота, дурь перекатная, мысли разбегаются и невозможно сосредоточиться, несмотря на то, что джин усердно впрыскивает в передний мозг С-адренергик и габергик «$F синтетические нейротрансмиттеры, агонисты катехоламина и GABA-кислоты», которые по идее приводят нейронные цепи в самое рабочее состояние.

Изменились альфа и дельта-ритм. Замедлился сердечный ритм. На лбу выступил холодный липкий пот. А если он сейчас начнет помирать? Сейчас, когда ему почему-то трудно верить в капсулу Фрая.

Цилиндр капустной плантации как будто сжимается, его фальшивые земля и небо сходятся между собой, заставляя особиста сгибать колени и наклонять голову. Все больше ощущается сдавливание сверху и снизу, и Данилов, поддаваясь ему, распространяется вширь; его голова, налившаяся тяжестью, уже на уровне кочана капусты, уже лежит на грядке, такая же беспомощная, как и остальные кочаны. Почему голова обзывается кочаном? Почему в немецком это просто одно слово? Kopf.

Голова смахивала на кочан. Кочаны на головы знакомых и незнакомых людей, удивительно похожих друг на друга — как он раньше не замечал одинаковость человеческих физиономий.

Теперь когда собственная голова почти не варила, словно тут и там в нее были вставлены пробки-затычки, органосканер наконец определил, что эта капуста не только протеиновая. Она — вычисляющая, запоминающая и даже думающая. Черт тебя раздери, ни на какой план-карте не значится, что здесь расположена киберорганическая, процессорная и накопительно-вычислительная система. Про думающую капусту особист Данилов до сих пор даже и не слыхал. Вот про садки с головоногими моллюсками, используемые как высокоэффективные нейронные сети, известно всем особистам.