– Что? – спросил Базз.

– Можно прочесть «Пого». «Базз Сойер Младший» и «Маленькая Сиротка Энни» превратились в абракадабру, но «Пого» все еще можно прочесть.

Профессор Брейсгейл взял газету.

– Вы правы, – сказал он. – По крайней мере, у нашего пророка есть чувство юмора.

– О матерь божья, – пробормотала Элен. – Все, что я могу сказать, это то, что нам тоже лучше им обзавестись.

Хопкинс медленно произнес:

– Мистер Уандер, когда ваша группа вошла в мой кабинет, я был готов счесть вас еще одной компанией неуравновешенных лиц, с которыми мы имеем дело с самого начала кризиса. Но теперь вся эта история достигла такой точки, где научное объяснение более невозможно. Я готов предоставить вам все ресурсы возглавляемой мной комиссии.

– Предоставить мне? – поразился Эд. – Почему именно мне?

Правая рука президента не был обескуражен.

– Потому что вы – самое лучшее, что у нас есть в качестве специалиста по Иезекилю Джошуа Табберу. Вы присутствовали на трех его, угм, представлениях. Кроме того, я не сомневаюсь, что как ведущий передачи «Час необычного» вы очень хорошо разбираетесь в… ээ, необычном. И, разумеется, все это настолько необычно, насколько вообще возможно.

– Но… – простонал Эд.

Дуайт Хопкинс поднял руку.

– Я не имею в виду сказать, что ваша гипотеза, будто Иезекиль Таббер вызвал теперешнее чрезвычайное положение дел серией проклятий, это единственная гипотеза, которую моя комиссия будет продолжать расследовать. Отнюдь. Однако, мы создадим новый отдел, который возглавите лично вы, и который будет располагать всеми возможностями.

– Нет, – решительно сказал Эд.

Базз бросил на него странный взгляд. Не вынимая изо рта сигары, репортер сказал:

– Ты до сих пор не спросил «А мне‑то что в этом всем?», Крошка Эд.

Эд Уандер отчаянно набросился на него.

– Я знаю, что мне в этом всем. Конечно, я был на трех его представлениях, как их называет Хопкинс. Я видел старого скандалиста трижды, и каждый раз результат был все хуже. Что, по‑твоему, случится в следующий раз? Он становится заносчивым…

– СТАНОВИТСЯ заносчивым? – горько рассмеялся Брейсгейл.

– …Он начал чувствовать свои возможности, – Эд переключился на Хопкинса. – В самом начале он ничего о них не подозревал. Не ведал, что творил. Одно из его первых проклятий навлек на себя подросток, который упражнялся в народной музыке на своей гитаре. Таббер порвал на гитаре струны…

– Что в этом чудесного? – громыхнул генерал.

– …на расстоянии. Потом еще одно явление привело его в гнев, как это называет его дочь. Неоновая реклама, или что‑то в этом роде. Он наложил на нее проклятие. Не знаю, что с ней произошло. Может, перестала мигать.

Сзади полковник Уильямс сказал:

– Хотел бы я, чтобы он проклял неоновую рекламу напротив моего дома. Треклятая штука…

Генерал Крю посмотрел на полковника, и тот заткнулся.

Эд отчаянно сказал:

– Когда он наложил на женщин это заклятие «Домотканого стиля», он не знал, что сделал это. Когда он по‑настоящему гневается, то не помнит, что говорил. Он был крайне удивлен, когда я сказал ему, что он проклял радио. Он так же изумился, как и все остальные, что проклятие сработало. Но посмотрите, что происходит сейчас. Он проклял все развлекательное чтиво. Всю беллетристику – за исключением того, что ему нравится. Послушайте, я готов поспорить, что он даже ничуть не был зол, когда налагал это заклятие.