– Не понимаю, чем могу вам помочь, – сказала она, выслушав их, но Эцио заметил, что она избегает встречаться с ними взглядом.

– Если в городе есть сторонники Борджиа, мы должны о них знать. Ваша Светлость, нам нужна ваша помощь, – пояснил Макиавелли. – Но если мы узнаем, что вы нас обманули…

– Не угрожайте мне, юноша, – перебила Ваноцца. – Боже мой! Мы с Родриго были любовниками много лет назад. Прошло уже больше двадцати лет!

– Может ваши дети..? – Начал Эцио.

Она мрачно улыбнулась.

– Наверное, вы задаетесь вопросом, как у такой женщины, как я, могло появиться такое потомство, – сказала она. – В них почти нет крови Каттанеи. Если только в Лукреции, но Чезаре… – она замолчала, и Эцио увидел в её глазах боль.

– Вам известно, где он?

– Я знаю не больше вашего. И не хочу знать. Я уже много лет не видела его, хотя мы жили в одном городе. Он для меня давно умер.

Очевидно, Папа стремился сохранить местонахождение Чезаре в тайне.

– Может ваша дочь знает?

– Если не знаю я, откуда знать ей? Сейчас она живет в Ферраре. Можете съездить и спросить её, но дорога предстоит долгая, а Святой Отец запретил ей когда либо возвращаться в Рим.

– Вы с ней видитесь? – Спросил Макиавелли.

Ваноцца вздохнула.

– Как я уже сказала, Феррара находится далеко на севере. А сейчас у меня нет желания путешествовать.

Она оглядела комнату, переводя взгляд со стоящих возле дверей слуг на клепсидру. Она приказала слугам не расходиться, и, казалось, хотела пойти к ним. Она постоянно растирала руки. Несчастная женщина, которой было не по себе, возможно потому, что она что-то скрывала или потому, что ей приходилось говорить о тех, о ком ей говорить не хотелось. Эцио точно не знал.

– У меня восемь – или было восемь – внуков, – неожиданно проговорила она.

Эцио и Макиавелли знали, что у Лукреции были дети от её браков, но мало кто из них выжил. Ходили слухи, что Лукреция не относилась к беременности серьезно, и предпочитала развлекаться и танцевать до самых родов. Или таким образом она пыталась отдалиться от матери? У Чезаре же была дочь, Луиза, четвертый его ребенок.

– Вы их видите? – Спросил Макиавелли.

– Нет. Луиза всё ещё в Риме, но думаю, её мать сделала из неё больше француженку, нежели итальянку.

Женщина встала и слуги, как по команде, открыли богато украшенные двойные двери.

– Мне хотелось бы помочь вам большим…

– Мы благодарны за уделенное нам время, – поблагодарил Макиавелли.

– Есть те, с кем вы захотели бы поговорить, – заметила Ваноцца.

– Мы хотели посетить принцессу д'Альбре.

Ваноцца поджала губы.

– Удачи, – без осуждения проговорила она. – Тогда вам лучше поторопиться. Я слышала, она собирается во Францию. Возможно, если повезет, она придет со мной попрощаться.

Эцио и Макиавелли тоже встали и попрощались.

Выйдя на улицу, Макиавелли сказал:

– Думаю, нам придется воспользоваться Яблоком, Эцио.

– Не сейчас.

– Пусть будет по-твоему, но я считаю, ты поступаешь глупо. Пойдем к принцессе. К счастью, мы оба говорим по-французски.

– Шарлотта д'Альбре не уедет во Францию сегодня же. Во всяком случае, мои люди наблюдают за её дворцом. Нет, есть еще кое-кто, с кем я хотел бы встретиться. Я удивлен, что Ваноцца её не упомянула.

– О ком?

– О Джулии Фарнезе.

– Разве она сейчас живет не в Карбониано?

– Мои люди доложили, что она в городе.