Первый муж Джулии, Орсино Орсини, был настолько счастлив в браке, что закрывал глаза на роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесяти двухлетним Родриго Борджиа. У Джулии была дочь Лаура, но никто не знал, кто был её отцом – Орсино или Родриго. Родриго, бывший родом из Валенсии, поднимался по служебной лестнице Ватикана, пока не заполучил в свои руки казну Святого Престола. Тогда он и отблагодарил свою прекрасную молодую любовницу, купив для неё новый палаццо (который ей пришлось в конечном итоге покинуть) недалеко от Ватикана, и сделал её брата Алессандро кардиналом. Другие кардиналы за спиной называли его «юбочным кардиналом», но никогда не делали этого в присутствии Родриго. Джулию саркастически звали «Невестой Христовой».

Эцио и Макиавелли спрыгнули вниз на площади, где стоял дом Джулии. Вход охраняли солдаты из папской гвардии. Площадь возле дворца была пуста. На плечах у гвардейцев был ясно виден герб семьи делла Ровере – крепкий дуб, с корнями и ветвями, увенчанный тиарой Папы и ключами Святого Петра. Но Эцио всё равно узнал гвардейцев. Полгода назад они носили багрово-желтые мундиры. Теперь времена изменились. Они его поприветствовали, и ассасин их узнал.

– Ублюдки, – процедил под нос Макиавелли.

– Всем нужна работа, – отозвался Эцио. – Я удивлен, что ты не согласен с этим.

– Пошли уже!

Они пришли, не уведомив о своем визите, поэтому потребовалось время, чтобы убедить слуг Фарнезе – на их одежде были вышиты шесть синих лилий на желтом фоне – впустить их, но Эцио точно знал, что госпожа Фарнезе дома. Она провела их в комнату, которая была не только вдвое больше, чем в доме Ваноццы, но и в два раза лучше обставлена. В тридцать лет Фарнезе удалось сохранить как красоту, так и ум. Хотя гости и не были приглашены заранее, она сразу приказала подать вина и медовых пряников.

Но она ничего не знала, и было ясно, что она, не смотря на то, что состояла с этой отвратительной семьей (как их назвал Макиавелли) в близких отношениях, не замешана в делах Борджиа. Макиавелли заметил, что она пытается сменить тему. Когда он и Эцио спросили о её дружбе с Лукрецией, всё, что она ответила: «Я знала её только с хорошей стороны. Думаю, ей пришлось вытерпеть много от отца и брата. Я благодарна Богу, что она от них избавилась. – Она помолчала. – Если бы она встретила Пьетро Бембо раньше… Они были родственными душами. Он забрал бы её в Венецию и сумел бы спасти».

– Вы встречались с ней с тех пор?

– Увы, Феррара слишком далеко на севере, а я была слишком занята побегом из Карбониано. Даже дружба со временем умирает, Эцио Аудиторе.

Образ Катерины Сфорца возник в его памяти. Господи! Сердце по-прежнему замирает при мысли о ней!

Когда они уехали, был уже за полдень. Ассасины пытались понять, следят ли за ними, но никого вроде не было.

– Нужно воспользоваться Яблоком, – снова напомнил Макиавелли.

– Прошел всего один день из трех. Нам нужно научиться доверять самим себе, нашему собственному разуму, а не искать легкие пути.

– Дело слишком важное.

– Зайдем еще в одно место, Никколо. Может быть, мы кое-что узнаем.

Принцесса д’Альбре, герцогиня Валентино, по словам её экономки, была не дома, а на своей роскошной вилле в районе Пинчиано. Но Эцио и Макиавелли, уставшие и нетерпеливые, не стали её слушать и, ворвавшись в дом, отыскали Шарлотту в бельэтаже. Женщина собирала вещи. Огромные сундуки, стоявшие в полупустом помещении, были набиты дорогим бельем, книгами, ювелирными изделиями.