Он схватил её за руку и подтянул к себе. Потом спокойно перевел взгляд на слугу.

– А ты – свободен.

– Большая честь! – Охотно проговорила девушка, прижавшись к Банкиру, а его слуга попытался скрыть проступившее на лице выражение. Второй слуга скрылся в комнате за дверью, туда же, на прием, ушел Банкир с девушкой, и двери закрылись.

Первый посмотрел им вслед, потом печально вздохнул, и хотел было уйти, когда хлопнул себя по боку и остановился.

– Мой кошель! Где же он? – Пробормотал он, потом посмотрел в ту сторону, куда ушли Банкир с девушкой. Они были окружены смеющимися гостями, среди которых бродили слуги с серебряными подносами, полными еды и напитков.

– Вот дерьмо! – Выругался он себе под нос и пошел обратно к входным дверям. Едва он прошел обратно, входная дверь закрылась. Очевидно, все гости были в сборе. Эцио посмотрел ему вслед и подумал: «Если Борджиа продолжат так относиться к людям, мне не составит труда набрать рекрутов».

Эцио повернулся и стал подбираться ближе к Банкиру. В этот момент на галерее появился герольд и трубач продул в фанфары, призывая к молчанию.

– Высокопреосвященство, синьоры, – объявил герольд. – Наш уважаемый господин, почетный гость, герцог Валенсии и Романьи, генерал-капитан Папской гвардии, принц Андрии и Венафро, граф дийосский, правитель Пьомбино, Камерино и Урбино – его святейшество мессер Чезаре Борджиа – имеет честь пригласить нас во внутреннюю комнату!

– Пойдем, дорогая, – ты будешь сидеть рядом со мной, – сказал Банкир куртизанке из «Цветущей розы», положив костлявую руку ей на попку. Эцио, зажатый в толпе, проследовал через двойные двери, ведущие во внутреннюю комнату. Он заметил, что другие две девушки были рядом, но теперь они благоразумно не обращали на него внимания. Он удивился, что сестра умудрилась заслать сюда стольких союзников. Если ей удалось сделать всё, что он просил, ему придется приложить все усилия, чтобы переплюнуть сестру. Но одновременно с этим он почувствовал гордость и успокоился.

Он сел рядом с проходом в центре. Папская стража выстроилась вдоль стен комнаты, еще один отряд стоял перед возведенным на другом конце комнаты помостом. Когда все расселись, женщины принялись обмахиваться веерами – в комнате было жарко. На помосте появилась знакомая фигура в черном. Чезаре, как заметил Эцио, сопровождал отец, но Родриго просто молча сел позади. К счастью, Лукреции нигде не было видно, хотя её уже должны были освободить из камеры.

– Добро пожаловать, друзья мои, – с легкой улыбкой начал Чезаре. – Знаю, у нас впереди долгая ночь… – Он сделал паузу, ожидая пока стихнут смешки и рассеянные аплодисменты. – Но я не задержу вас надолго… Друзья мои, для меня большая честь, что кардинал-священник церкви Санта-Сюзанна приложил столько усилий, чтобы помочь мне отметить мои недавние победы…

Аплодисменты.

– …А что может быть лучше, чем отпраздновать их, предавшись пирам и разврату? Скоро, скоро мы соберемся здесь на великолепном празднестве, чтобы отметить объединение Италии. И тогда, тогда, друзья мои, пиршество и веселье будет длиться не одну-две ночи, и даже не пять, не шесть и не семь. Мы будем праздновать сорок дней и ночей!

Эцио увидел, как при этих словах напрягся Папа, но Родриго ничего не сказал и не стал перебивать сына. Речь, как и обещал Чезаре, была короткой, – он огласил список захваченных им городов-государств, поделился смутными планами будущих завоеваний. Когда речь подошла к концу, Чезаре, под громкие крики одобрения и аплодисменты, повернулся чтобы уйти, но дорогу ему преградил Родриго, пытавшийся скрыть свою ярость. Эцио пробился вперед, чтобы услышать короткий спор, начавшийся между отцом и сыном.