— Ты знал! — Комок застрял в горле, и самые противоречивые чувства охватили ее.— Почему ты ничего не сказал мне? Как ты мог лгать мне столько времени!
Она забилась в его объятиях, стараясь вырваться.
— Почему, почему, Чейз?— кричала она, не в силах сдержать слез.
Она поклялась себе, что больше никогда не будет плакать о Бриге Маккензи, будет считать его давно умершим, однако надежда не переставала теплиться в ней…
— Он так хотел…
— Я не понимаю.
— Он считал, что если ты будешь верить, что он жив, то никогда не примиришься с собственной судьбой, не обретешь себя…
— Ты все время знал?..— едва слышно прошептала она, прижавшись щекой к его груди.
— Довольно давно...
— Еще до того, как мы с тобой поженились?
Он на секунду замешкался:
— Да.
— Боже правый!
— Я поклялся, что буду молчать.
— Чейз.— Она вскинула голову и почувствовала на своих соленых от слез губах его губы. Запах мужского пота ударил ей в ноздри, и горячая волна желания захлестнула ее. Невзирая на душевную боль,— а может, благодаря ей, — она всецело отдалась зародившемуся где-то внутри нее желанию.
Инстинктивно обхватив его шею руками и почувствовав, как настойчиво его язык ищет ее, она, уступая, раскрыла губы. Мысли, противоречивые и бессвязные, что он не тот человек, что, отдаваясь ему, она попустительствует его лжи, мгновение сдерживали ее, но она отмахнулась от них; сейчас не существовало ничего, кроме ощущения его сильных рук на спине, кроме будоражащего запаха его тела. Он поднял ее и понес в спальню.
Лежа рядом с ней и не прекращая осыпать ее поцелуями, он судорожно расстегивал пуговицы на ее блузке.
— Кэссиди,— твердил он, прижимаясь губами к ее коже.
Расстегнув блузку, он припал к ложбинке между грудей губами, влажными и горячими, словно ему передавалось биение ее сердца.
Поняв, что он расстегнул молнию на юбке, Кэссиди затаила дыхание и закрыла глаза. Как давно этого не было между ними. Ей хотелось одного — ласкать его, чувствовать его сильное, мускулистое тело, его бедра.
Он расстегнул на ней лифчик, и она ощутила на груди его горячее неровное дыхание. Под ласковыми прикосновениями его рук, губ, языка в ней расцветало и зрело желание, находившее трепетный отклик в каждой клеточке тела.
— Я совсем забыл, как ты красива, — шептал он, целуя ее; его ладони сжимали ее ягодицы, пальцы впивались в бедра. Затрепетав в сладостном предвкушении, она выгнулась под ним и смутно почувствовала, как он, стараясь щадить больную ногу, коленями раздвинул ей бедра. — Ты хочешь меня, Кэсс? — прошептал он.
— Да.
— Давно?
— Всегда, всю жизнь.
Из-под полуприкрытых век она заметила, как легкая тень пробежала по его лицу.
— Если бы только…— однако он не договорил. Резким движением он вошел в нее, жадно и решительно, словно таким образом надеялся сокрушить вставшее между ними прошлое с его болью и ложью. И ее лоно, как страстный любовник, приняло его нежными — жаркими и влажными — объятиями.
Кровь бешено стучала в висках; она прижималась к нему, впившись пальцами в плечи, изогнувшись всем телом и обхватив его бедра ногами. Знакомые очертания комнаты поплыли перед глазами и растаяли; казалось, они остались одни во всей вселенной.
Чейз. Бриг. Любовь. Лицо и образы перемешались в ее помутившемся сознании. |