|
– Некультурно! – Так они древние, – ответил ему сторож Карпов, – чего ж ты с них хочешь? У нас теперь спроси: «Как потел?» – сразу в ухо врежут. – Подумают, с бабой потел! – мелко засмеялся Бекматуллин. – Ты над женщиной не смейся, – сказал Карпов. – Ее нынче раскрепостили, понял? – Раскрепощать надо по доброму, – заметил Бекматуллин, – зачем неволить? – У нас больно по доброму, – вздохнул Карпов. – Народ с голодухи мрет, бани стоят не топлены… Харьков чуть подтолкнул ногой Карпова и начал громко кашлять, а потом шепнул: – С ЧК он, дурной… – Ты выговаривайся, – хмуро попросил Евпланов, – я те отвечу… – Не пугай… Ноне еды в тюрьмах дают столь же, как на волюшке. – Дурак! – сказал Евпланов. – Дети у тебя есть? – Убили моих детей, на фронте убили. – Значит, внуки остались. – А что толку? Сгинут от голода. – Сопли будешь распускать до Твери – сгинут. – Я, может, ради твоих внуков белому гаду руку отдал до плеча… Вон зять мой говорит, что у нас все детишки будут школу заканчивать, а потом вуз, а потом – все в чистеньком – командовать рабочим производством… – Чего ты с вузом заладил? – спросил Карпов. – Может, не нужен моим внукам этот самый вуз. Может, им простая жизнь нужна – как в мирное время: вот те пятерка, а ты мне – корову. Не всякий человек жаждет управлять этим, как его… – Рабочим производством, – подсказал Харьков. – Во во… На кой мне ляд твое рабочее производство?! Тьфу мне на него! С притопом… – Это как же так? – поразился Евпланов и поднялся с кушетки, на которой он так удобно расположился. – Это ты что ж такое городишь? Ты с чьего голоса поешь, паразит?! – У меня для паразита зад костлявый! И живот – яминой! Паразит… Как наган нацепил – сразу клеймо норовит на лбу прижечь! Свобода! Ты мне заместо этой вашей свободы порядок дай… – Вот! Точно! – даже рассмеялся Евпланов. – Зять говорил, а я не верил: он мне говорил – рабом быть удобно, беспокоиться не надо; как корова в стойле – дадут ей сена, она себе и жует! Ну и жуй! А я не желаю! – Кто был рабом – так и остался, даже при вашей свободе, – упрямо возразил Карпов. – Как при барине служил сторожем, так и при комиссарах им стою. – А ты чего умеешь, кроме как сторожить? – спросил Евпланов. – Все вы от свободы куска хотите, а на ее саму вам насрать! Вот что я тебе скажу, не знаю, как там тебя… – Карпов я, Трофим Иванов – беги донеси… – Тоже мне, Керенский выискался – буду я на тебя доносить! На умного бы сказал, а с тебя, с темноты, какой спрос? Я вона за свободу руку отдал по плечо и ничего заместо не прошу, окромя чтобы мечты мои сбылись и чтоб твои, дуралея, внуки жили в царстве всемирной свободы, где все люди вровень! – Не было такого и не будет никогда. Свобода свободой, а тюрьмы все полные: как раньше, так и сейчас. – Тьфу ты! – даже удивился Евпланов. – Тьфу! Ну как у тебя язык вертится такое говорить, а?! Ну где ж нам бандита держать? В церкви, что ль? – Свобода – это когда мир и благодать, – задумчиво сказал Карпов. – А если по ночам на улицах только собаки воют – какая тут свобода? Раньше то на улицах – фонари до утра, и трещотка дворницкая, и трактир… – Был рабом и сдохнешь рабом, – сказал Евпланов, – и ну тя к лешему, только расстраиваешь меня! В это время дверь отворилась и на пороге с револьверами в руках появились двое: черти не черти, но лица коричневые и вроде бы прозрачные, а разглядеть за этой прозрачностью ничего и не разглядишь. |
