|
– В таком случае, я берусь предположить, что мы скоро встретимся снова. Это произойдет в Хармонте, и, вероятно, этим вечером, в месте, где звучит ретро-музыка, и где подают правильные стейки. За нас – весь квантовый мир! Так сам Хокинг велел. Ким пихнула Строгова локтем. – Вероятность встречи успел подсчитать? – Вероятность велика. – Кто тебя так учил назначать свидания? Перенормируй. И все большие числа исчезнут вместе с большими надеждами, – проговорила она с наигранной угрозой. – Нормируй не нормируй, все равно получишь то, что не рифмуется в переводе на английский, – невпопад ответил Строгов. – Мы, кстати, пришли. Он положил лапу на самую, наверное, неопрятную, замызганную и обшарпанную дверь в Институте и толкнул. На Ким пахнуло крепкими сигаретами и мускусом. Богатырская фигура Строгова загромождала дверной проем, и Ким видела лишь солнечный свет, что лупил в окна, заливая помещение. – Начальник! Куда ты без стука прешь? – прозвучал развязный голос. – Тут тебе не тоталитарный Чернобыль! Тут чтут права и свободы граждан! – Молчать! – отрезал Строгов. – Я вам женщину привел. В комнате тут же засвистели и заулюлюкали. – Что же ты сразу не сказал? Друг! Брат! Скорее веди! – зазвучали наперебой голоса. – Уберите со спинки стула носки! Кто повесил сушиться? Окурки – на фиг! В окно! Уберите с дивана хлам… это не хлам, это Баклажан дрыхнет? Все равно разбудите, пусть освободит полигон! Ким поморщилась. Ей захотелось незаметно отступить и на цыпочках рвануть по коридору к лифту. Но Строгов уже был за порогом и указал на нее рукой. – И вот она заходит! Внемлите! – Здрасти… – сквозь зубы буркнула Ким. Трое. Точнее – четверо. Один и в самом деле похож на груду хлама: сизый от щетины, с засаленными волосами, в серой спецовке. Маленькие глазки прищурены, руки прижаты к бокам. – Антонио Баклажан Гамбетта, – представил его Строгов. – Очприятно, – просипел Баклажан и потрусил к умывальнику, криво висящему на стене сбоку от дверей. – Мартин, – Строгов указал на бритого под ноль негра, который глумливо скалился, разглядывая Ким. – Горжусь знакомством! – негр кивнул, пустив лысиной по потолку солнечный зайчик. – Бруно, – представил Строгов следующего экс-сталкера – тучного здоровяка с покрытым пятнами шрамов широким лицом и ломаным-переломаным носом, чьи оголенные по плечи руки были темны от татуировок. – Падай, Мэри Сью, – Бруно развернул к Ким стул, со спинки которого так и не сняли застиранные носки. – Я не Мэри Сью, – поджав губы, бросила Ким. – Все вы так говорите поначалу, – с ленцой ответил Бруно. – И Маттакуши – наш человек из якудзы, – Строгов похлопал по спине седовласого японца, который рассматривал Ким, приподняв на лоб телескопические очки. На Маттакуши был старомодный костюм-тройка. На рукавах темнели аккуратные заплаты. «И не жарко ему?!» – мельком подумала Ким. – Младший научный сотрудник, – отрывисто отрекомендовался японец. – Распрекрасно, – Ким еще раз окинула взглядом комнату и ее обитателей. Маттакуши и Мартин сидели по разные стороны стола, в центре которого из-под перевернутого граненого стакана слепо пялился бельмастый «рачий глаз». Бруно оккупировал потертое кресло с продавленным сиденьем: на одном подлокотнике – пепельница, на другом – ветхая Библия и пульт дистанционного управления телевизором. По телеку – плазме, настолько сильно засвеченной солнцем, что разглядеть что-то на экране было невозможно, – шла трансляция боксерского поединка. – Я Кимберли Стюарт, работаю в газете «Дейли Телеграф»… – Мы что-то слышали, – перебил Мартин. |
