|
Ким узнала инструмент: на нем играл Гуталин во время их первой встречи неподалеку от «Метрополя». Поймав взгляд Ким, мальчишка криво усмехнулся, ударил по струнам и пропел негромко, с легкой хрипотцой: – Аллилуйя! – подхватили голоса нестройно. – Аллилуйя! Господь велик! Наш пастырь – Гуталин! – А где, кстати, он сам? – спросил Папаша Линкольн у Лопеса. – В Зоне, – ответил тот. – Молится о спасении ваших душ. На границе городка Гуталина собралось множество бандитов. Все были в рванине, все небритые, все – с автоматами Калашникова наперевес. Здесь же остались те, кто сопровождал сталкеров в тоннеле, за исключением Андре Лопеса. – Через четыреста ярдов начинается Зона, – сказал он. – Даже под землей она в своем праве. Мне приказано привести вас в горы, поэтому нам всем придется проверить свою удачу уже сейчас. Папаша Линкольн кивнул. – Зона… – он втянул широченными ноздрям воздух. – Вот это по-нашему. Вот это мы понимаем. – А что, привала не будет? – заныл Кучерявый. – Для тебя, ниггер, не будет, – отрезал Папаша Линкольн. – Дейли, ты как? Ким торопливо проглотила таблетку обезболивающего, сделала глоток воды из фляги. – Я нормально, я иду… я вообще люблю ходить пешком. В Нью-Йорке это в моде… Злой внимательно посмотрел на нее. – Если тебе нужно прокладку заменить, ты скажи. Мы отвернемся, – проговорил он с деланной заботой в голосе. – Злой, мать твою! – ругнулся Папаша Линкольн, до того, как Ким успела открыть рот. – Сильно умный, да? – А что? – Злой хохотнул. – Дело естественное. Или забыл, Папаша, каково это – с бабой жить? Строгов поморщился. А Картоха сказал, поглядывая искоса на людей Гуталина, словно стеснялся их: – Вздумали препираться перед Зоной. Силы некуда девать. Навуходоносор и Кучерявый, воспользовавшись остановкой, закурили, а Злой задумчиво почесал выпирающий пупок и заявил: – Это все из-за бабы. Зря мы ее взяли. Не к добру. Лопес встретился взглядом со Строговым и усмехнулся. В глазах бывшего лаборанта читалось злорадство. Латинос вынул из поясной сумки резную табакерку, вытряхнул на тыльную сторону ладони понюшку табака и втянул ее в себя. Заморгал покрасневшими глазами, шмыгнул и тут же подставил палец под кончик носа, чтоб не чихнуть. Строгов ощутил фантомное жжение в переносице и под глазами. Сердце гулко заухало, на лице выступила испарина. Он сглотнул, наблюдая, как по стенам коридора идет волна перистальтической дрожи, и как далеко впереди тоннель выгибается то вправо, то влево, виляя, словно собачий хвост. – Хочется? – поинтересовался Лопес, скалясь. – Холодненького? Беленького? Ким сейчас же увидела, как переменился в лице Строгов. Она почувствовала одновременно и жалость, и волнение, и в то же время промелькнула мыслишка вроде «вот и поделом тебе, нарик несчастный!» Следом пришел сумасбродный порыв, и она почти ласково положила ладонь Лопесу на плечо, а затем проговорила, глядя в его слезящиеся глаза. – Еще раз так сделаешь, запихну тебе в глотку грязную прокладку. Ясно? Кучерявый, Злой и Навуходоносор переглянулись и хохотнули. Лопес снова оскалился, но уже без прежней уверенности. Ким же повернулась к Строгову. – Мужичье! – бросила она сквозь зубы. – Что у тебя за компания… – Вы закончили? – рявкнул Папаша Линкольн. Лопес спрятал табакерку в сумку. – Ладно, – он вяло махнул рукой. – Идем. И они двинули дальше. Ким не сводила со Строгова глаз, ей не давали покоя мысли о том, что творится у него на душе и в порядке ли он. Но Строгов даже не глядел в ее сторону, шел себе, дыша в затылок Папаше Линкольну. |
